Пленный лев

И он вышел в сопровождении Малькольма. Следующий день ни в чем не изменил намерений Генриха. Временами на него находило непреодолимое упорство, и он не упускал ни единого представившегося случая отомстить шотландцам за смерть своего брата Кларенса под предлогом, что те подняли оружие против своего короля. Сам Бедфорд думал, что пленник будет в безопасности лишь в том случае, если его унесут подальше от короля, что было трудно исполнить, потому что Патрик лежал в палатке Джеймса, находящейся слишком близко от палатки Генриха. К тому же, если Бедфорд с Марчем и сговорились бы вместе спасти больного, большая часть солдат армии заподозрила бы Джеймса в предательстве, узнав, что из его палатки тайком вынесли шотландца.

К тому же пленный был так изнурен, состояние его было так опасно, что перенести его с места на место было немыслимо.

Трудно описать все мучения, испытываемые Малькольмом в это время. Один вид Патрика совершенно перевернул все его мысли: перед ним воскресло воспоминание о Гленуски, опекун и Лилия живо представлялись ему всякий раз, как губы больного бессознательно повторяли их дорогие имена. В его воображении воскресал Холдингхэм и Святой Эбба с Лилией на утесе, поджидающей известий от своего возлюбленного рыцаря – рыцаря, которому брат ее обещал уступить все свое состояние, а теперь по его милости рискующего подвергнуться унизительной казни! Ах, не лучше ли было бы умереть вместо Патрика, чем быть вестником такого ужасного события!

Тысячи мыслей роились в его голове: не было ли все это наказанием не только за измену своим обетам, но и за множество прегрешений, сделанных им за последнее время? И будет ли он когда-нибудь счастлив, если Патрик умрет, а Эклермонда силой сделается его женой? Не лучше ли было тут же поклясться, в случае выздоровления Патрика, возвратиться к прежним своим намерениям?

Малькольм чуть было не произнес этой клятвы, как образ Эклермонды снова смутил его, – он почувствовал, что не в силах добровольно отказаться от нее!.. И чтобы заглушить свою совесть, он дал себе клятву, если Патрик выживет и Эклермонда станет его женой, устроить в Шотландии на свои средства обитель для обучения юношества, как желал того король Джеймс.

Глава II. Последнее путешествие

На следующий день жара стояла невыносимая. Обедню отслужили в походной церкви, находящейся постоянно при Генрихе.

Английский король присутствовал при обедне; войска его выстроились во фронт, готовясь к смотру перед походом. Вся армия, в полном вооружении, сверкающем под яркими лучами солнца, весело и доверчиво готовилась встретить любимого монарха, всегда успешно водившего их в бой.

Один только рыцарь был без оружия, и рыцарь этот был шотландский король. В простом замшевом полукафтанье, с закинутым на плечи плащом, но без оружия, он, со сложенными на груди руками, ожидал окончательного решения короля.

Через несколько минут появился король в самом блестящем вооружении, и, лишь только он вложил ногу в стремя поданной ему лошади, со всех сторон раздались несмолкаемые крики:

– Да здравствует король Генрих!

Король сделал несколько шагов по направлению к знамени, но вдруг поспешно схватился за луку своего седла, пошатнулся и непременно бы свалился с лошади, если бы Джеймс не подбежал к нему на помощь.

– Ничего, – сказал Генрих, – оставь меня…

Слова замерли на его губах, он схватился за бок, выронил поводья, глубоко вздохнул, и ужасное страдание отразилось на его утомленном лице. Короля осторожно донесли до палатки, и положили на только что оставленную постель.

– Развяжите кушак, – сказал он и с улыбкой прибавил: – Перси слишком стянул его.

Действительно, Перси, снаряжая его, сильно стянул кушак, но все равно платье ему было так же просторно, как скорлупа на прошлогоднем орехе!

– Отправляйся вперед, Джон, с войсками… – говорил он, тяжело дыша, – мне надо пустить кровь… Я догоню вас на носилках.

– Варвик, Солсбери… – начал было Бедфорд.

– Нет, нет! – решительно сказал Генрих. – Или я, или ты! Если бы только у меня хватило сил! Но тут в боку что-то засело, мешает сесть на лошадь и говорить. Отправляйся сию же минуту, тебе известна моя воля, я догоню тебя!..

Противоречить было немыслимо: всякое возражение увеличивало его нетерпение, а вместе с ним и страдания. Бедфорду ничего не оставалось, как покориться и взять в свои руки бразды правления.

– Ты сможешь остаться с ним? – обратился Джон к шотландскому королю.

– Не прямая ли это моя обязанность? – ответил тот.

– Не сердишься ли на него? – спросил Бедфорд. – Я с ума бы сошел, если бы пришлось оставить его в таком положении на чьих-нибудь посторонних руках! Одни слишком глупы, а других… он не послушается.

– Я сделаю для него все от меня зависящее, – сказал шотландский король, сжимая его руку. – Что бы он ни делал, Гарри навсегда останется для меня Гарри. Но поторапливайся, он успокоится, когда узнает, что ты уехал.