Плешивый мальчик. Проза P.S. (сборник)

«Однажды один гражданинвышел на улицу одинна одну улицуи видитидеткто-то идет сутулитсяне то пьяный не то больнойв крылатке– а улица была Арбатгде хитрые и наглыебабы – сладки и падкина всякие новшества и деньгиони сначала думали, что это тень Гюиде Мопассанано подойдя к прохожему

лишили его этого саналишь увидев, что вид его нищволос – сед, одет довольно плохов крылаткеа так как они были падкитолько на новшествана деньгии на тень Гюито они и исчезлиотвалиличтобы вести шухер-махерсо смоленской фарцойа вышедший однажды на улицу гражданин сказал– Вы, приятель, постойте-католько не подумайте, что я нахално хоть и вид Ваш простой и сами Вы – голь

не есть ли Вы Николай Васильевич Гоголь.Тут какой-то посторонний негодяй как захохочет– Ха-ха-ха. Хи-хи-хи. Голь.И еще– Ха-ха-ха. Гоголь,пьешь ли ты свой моголь?Гоголь тихо так просто и грустно говорит– Да это действительно я. Я подвергался там оскорблениям.Вот почему мое сердце горит,и я не мог примириться со своим общественным положением.Я ушел из памятникови стал обычный гражданин,как Вы,вышел и вотсейчас себе найду подругу

жизни.ДаЯ хочу жить так,потому что книжки своия все уже написал,и они все в золотом фонде мировойлитературы.Я же устал.Я устал.Я же хочу жить вне культуры».

7

Счастливый и озаренный, автор вышеприведенных гениальных строк несомненно сотворил еще бы что-нибудь гениальное, он даже собирался это немедленно сделать, но тут, к сожалению, на специально приготовленный для этой цели новый и тоже белый лист бумаги упала чья-то серая черная тень.

– Ах же ты гад, ах ты змей, ах ты барбос ты противный, подколодная гадюка, сволочь и сукин же ты рассын! – кричала женщина, которую ему и узнавать не надо было, потому что женщина являлась его законной супругой и явилась с побывки у мамы.

Жену он любил беззаветно и безумно, но с удовольствием отравил бы ее монохлорамином, если б ему когда-нибудь совесть позволила совершить убийство.

– Долго ли сие будет продолжаться! – вопила женщина. – Это стоит мне поехать на два дня к маме, так здесь с ходу пьянка и бумажки. Отвечай, ты один спал?

– С ходу только прыгают в воду, – дерзко отвечал он с кровати, потому что опять уже находился на кровати и смотрел в потолок, где вовсе нет ничего интересного и поучительного, и увлекательного нет и быть не может.

– Я, я, я знаю, – на прежней ноте реактивно вела жена, разрывая в клочья, на мелкие клочья и Гоголя, и купца, и зачеркнутое нехорошее, и разрывала, и рвала, и прибирала, и пела, и убирала, и пол мыла, и суп варила, и в тарелки наливала, и мужа за стол сажала, и про житие и здравие мамы рассказала, и его опять ругала:

– Ты почему долго не открывал, негодяй?

– Ну, извини, – сказал он.

– А я к маме уеду, – пообещала она.

– Да? Ну и хрен с тобой. Уезжай к свиньям.

– Вот я уеду к маме, ты дождешься, – заныла жена.

А мама у ней, надо сказать, замечательная старушка. Имеет свой дом, садик, козу. Пьет козье молоко и кушает ватрушки. Очень вкусные ватрушки, и очень хорошая женщина, и, кстати, его, зятя своего, очень почему-то любит, несмотря на то, что он весьма часто хочет быть поэтом.

А спрашивается – почему бы ей его не любить? Что он, хуже других, что ли, – высокий, кудрявый, синеглазый.

11 января 1969 г. – 13 апреля 1969 г.

Красноярск

Р.S. Сам я тогда был совершенно не женат, и все описанное есть плод моего «идейно-ущербного воображения». Такой ярлык мне иной раз клеили в редакциях, чтобы не печатать предлагаемые мною рассказы. Не осуждать, никого не осуждать! Время тогда еще для таких рассказов не пришло, а сейчас – как бы обратно назад в коммунизм не уехало.

С ходу только прыгают в воду – любимая фраза моего отца.

Отрицание жилета