Плеть богини (СИ)

Инцидент с ушлым ординарцем разрядил напряженную атмосферу, незримо сгущавшуюся над моей головой по мере приближения официальной церемонии представления, и настроил на беззаботный лад. В результате на приём к Рейнару я заявился с сардонической усмешкой на губах и мечтательностью во взоре, всем своим видом являя ярчайший контраст как с донельзя сосредоточенными имперскими сановниками, так и с непрошибаемо серьезной восьмеркой "черных рейтаров", изображавших почетный эскорт моей неприкосновенной особы.

Кстати, насчет неприкосновенности. Формально её гарантировал статус полномочного посла. Вот только послы, как известно, являются представителями какой-нибудь державы. На худой конец суверенного властителя. Наёмничья армия, интересы которой я представлял, хоть и контролировала определенную территорию, международным субъектом права официально не являлась. А ле Трайд, при всем уважении к его заслугам, покуда еще не стал коронованным монархом. В связи с этим мне было весьма любопытно, как имперские крючкотворы подведут правовой базис под фактический статус посланника.

Первые же слова, произнесенные глашатаем при моем появлении в тронном зале, благополучно разрешили данный юридический казус. Разряженный в пух и прах горлодер провозгласил:

- Чрезвычайный и полномочный посол, первый ордонанс-офицер Серой армии, бургграф Ирбренский Морольд ле Брен прибыл для вручения верительных грамот!

Вопрос о национальной принадлежности таким образом благополучно обошли. Зато был получен положительный ответ на другой, не менее принципиальный вопрос. Поименовав меня "бургграфом Ирбренским", император не только де-юре признал мой (а значит, и Валькин) аристократический статус, но и де-факто согласился с тем, что Ноэль (наделившая нас этим титулом) является-таки полновластной герцогиней, а некогда вольный имперский город Ирбренд - составной частью Танариса. Пусть и косвенное, такое согласие, да еще и выданное авансом до начала официальных переговоров, дорогого стоило и явно намекало на необходимость ответных реверансов. Ладно, запомним. Но торопиться не будем - я ведь тупой солдафон-полуварвар, тонких намеков не понимаю...

Подойдя на уставное расстояние, обозначаю что-то вроде вежливого поклона, больше похожего на кивок. Имею право - солдаты удачи, как известно, не гнут спину даже перед королями. Теперь вот еще и перед императорами. Покончив с политесами, преодолеваю оставшиеся пару шагов до тронного возвышения и протягиваю футляр с украшенными многочисленными печатями пергаментами суровому мосластому старику, тяжело опирающемуся на резной посох. Эрствен ле Верк - великий канцлер империи и главный сподвижник Рейнара, по традиции именно он принимает дипломатические ноты и верительные грамоты послов, после чего подтверждает императору их подлинность, что, собственно говоря, и служит сигналом к началу аудиенции у властителя. До этого император лишь присутствует, но не участвует в мероприятии, чтобы ненароком не уронить своего достоинства общением с самозванцем. Но в этот раз установленный протокол оказался безбожно нарушен.

Невысокий толстячок на троне, едва старикан достаёт из резного тубуса рулон проштампованных бумажек, поднимает руку в останавливающем жесте, не давая канцлеру даже развернуть добытые рукописи.

- Мы всецело доверяем нашему доброму союзнику ле Трайду и не нуждаемся в подтверждении полномочий его посла. Слава и честь великого полководца - вполне достаточные гарантии.

После чего милостиво кивает мне:

- Приблизьтесь, юноша.

Едва я, сделав два шага, оказываюсь непосредственно у подножия трона, его величество, одарив меня очередной приторной улыбкой, продолжает:

- Нам ведомо, сколь много усилий вы приложили, дабы ускорить заключение союза. Ценя ваш вклад в общее дело, в этот знаменательный день накануне подписания окончательного соглашения дарую вам, Морольд ле Брен, титул графа империи!

Я молча склоняю голову (спина остается прямой!). Затем с едва заметной ухмылкой распрямляюсь и, глядя прямо в глаза торжественно напыжившемуся сюзерену, четко произношу:

- Большая честь, император.

По залу словно проносится порыв холодного ветра.

Самодовольная улыбочка Рейнара как-то резко увядает. Морщинистая рука канцлера судорожно сжимается на рукоятке посоха так, что белеют костяшки пальцев, а высокомерный взор превращается в злобный прищур. По толпе придворных проносится шелестящая волна шепотков и приглушенных возгласов... Неудивительно. Ведь правильным ответом на подобную милость суверена была бы фраза "великая честь, мой император". Ну и каноничный поклон, разумеется.