Пляска на плахе. Цена клятвы (СИ)

— Мы сами не заметили, как предали свои клятвы, наставник. Забыли заповеди Священной книги! Мы создали законы, но они не исполняются даже теми, кто призван следить за порядком. Мы построили Святилища, чтобы даровать людям помощь, а они превратилась в места для сбора податей, где священники обворовывают людей и торгуют отпущением грехов за золото и серебро. Наставники забыли истинный смысл Пути и порой открыто вымогают земли и деньги! — Грегор на миг замер, напуганный собственной горячностью. — По дороге в Эллисдор я встретил девушку – она ехала в столицу просить за свою деревню. Община уже давно выкупила свободу у монастыря, но церковники угрозами пытаются вернуть собственность лишь потому, что деревня разбогатела. Да где же это видано, брат Аристид?

Монах сокрушенно покачал головой.

— Увы, не все божьи люди ведут праведную жизнь, — мягко сказал он. — И будут гореть за это в темницах Арзимат после смерти.

— Но что при жизни? Неужели мирское существование настолько тщетно? Жителей той деревни, Гайльбро, угрожают обвинить в ереси и сжечь, если они добровольно не вернутся под опеку монастыря. Я не могу этого допустить.

— Так защитите их.

— Что и сделаю, не сомневайтесь! — Грегор сжал кулаки, силясь унять разбушевавшиеся чувства. — Но это – лишь проявление болезни, всего один пример. Но их множество. Эта зараза поглощает все наши земли.

Брат Аристид медленно кивнул:

— Боюсь, вы правы.

— Монастыри создавались для уединения и молитвы. Праведники, решившие посвятить жизнь служению богу, отправлялись в дальние земли, чтобы отрешиться от мирских забот. Но что мы видим сейчас? Обители сдирают деньги. Полученные средства тратятся не на помощь нуждающимся, как завещано в Учении, но на золотые убранства храмов, драгоценные ткани и тончайшие вина. Побывав в Миссолене, я поразился пышности Эклузума – город храмов, сверкающий златом и хрусталем! Но, увидев жизнь людей, за счет которых кормятся священники, я понял все окончательно, — с болью произнес Волдхард. — Неужели того, что поклялся защищать мой род, уже давно нет, и я слишком поздно прозрел?

Монах вдумчиво слушал полный отчаяния монолог герцога, перебирая рукой четки. Грегор вздохнул и подытожил:

— Боюсь, я совершил самый тяжелый грех, брат Аристид. Мне кажется, я теряю веру.

Монах молча поднялся и, взяв Волдхарда за руку, подвел его к парапету, откуда открывался вид на холмы и реки Хайлигланда.

— Нет, ваша светлость, веру вы не потеряли. То, что вы чувствуете, несколько иное.

— Что же это?

— Как странствующий брат церкви, я побывал в разных землях. Мне довелось узреть священный Агаран с его величественными храмами, я пил чистейшую родниковую воду из кувшина, который мне подавала сестра монастыря в Вилатоне, что в Освендисе. Я читал проповеди в главном Святилище Амеллона, жемчужины Бельтеры. Мне приходилось учить грамоте беглых эннийских рабов, с которыми я встретился в Рикенааре. Я даже беседовал с одним из эннийских магистров в самом Сифаресе и целый год провел на Тирлазанских островах, проповедуя рабам, собиравшим листья паштары. Но я никогда не рассказывал вам, почему решил отправиться в странствие, — Аристид поднял голову и посмотрел герцогу в глаза. — Думаю, вы – именно тот человек, который должен знать причину.

— Буду рад услышать.

— Дело в том, что церковь считает меня изменником, — кисло улыбнулся монах. — Еретиком, как это принято говорить.

Грегор удивленно поднял брови:

— Это очень серьезное обвинение, и вы не кажетесь мне человеком, способным предать веру. Что вы сделали?

— Начал задавать те же вопросы, что и вы, — спокойно ответил брат Аристид. — Однако мое окружение расценило это как угрозу положению церкви в обществе. Наставники решили, что я посягаю на их свободу.

— Расскажите, — то ли попросил, то ли приказал Волдхард.

— Непременно, — монах потянулся к поясной сумке и достал оттуда книгу. Перелистав страницы, он вытащил несколько сложенных вдвое листов бумаги и протянул Грегору. — Все началось с этого. Разве что писал я на другом языке.

— Это текст Священной книги, — пробежавшись по буквам, заключил герцог. — Вы переводите ее на хайлигландский?

Божий человек смиренно кивнул.

— Я не настолько хорошо знаю местное наречие, и мне потребуется помощь писарей, но да, пытаюсь. Десять лет назад я перевел главный религиозный текст с антика на имперский. Но когда я представил итог своей работы в Эклузуме, на меня обрушилась волна всеобщего негодования.

— Почему же? — нахмурился Грегор. — Это благое дело.