Пляска на помойке

— Вызвали прямо с лекции. Я в академии Фрунзе учился. Дали артиллерийский полк — и вперед! Так. Но пушки не пробивали их танки. Мы пехоту отсекли, а танки прошли через нас. Так! Тогда я свернул оставшиеся орудия и направился в Москву. За немецкими танками…

Алексей Николаевич медленно перечеркнул страницу, собрал рукопись в папку и, глядя на море, сказал себе:

— Еще успеется. Впереди месяц, а генералы в Москве…

И тут же услышал знакомый, резкий, с акцентом голос Елены Марковны:

— Алексей Николаевич! Ви здесь? Ми вас ищем!..

Он подскочил и высунулся из лоджии: внизу стояли его генералы. С чемоданами.

Когда прямо в лоджии был накрыт по-южному богатый стол, в дверь постучали. Алексей Николаевич, чертыхаясь про себя, извинился и вышел на площадку. Серенькая женщина передала ему квадратик бумаги и попросила расписаться в клеенчатой тетрадке. Алексей Николаевич прочитал прыгающие в глазах строчки: «Гр-ну… надлежит явиться… мая… в 10 часов… кожный диспансер в Феодосии… Явка обязательна…»

После ужина, когда генералы были уже устроены в соседнем пансионате, Наварин, подержав бумагу, сказал:

— Нет, братец, это не мандавошки… Это что-то посерьезнее…

4

Диспансер находился в порту, что было понятно: он обслуживал главным образом матросов, возвращавшихся из загранплавания. Врач, в возрасте, еще крепкий, с бритой головой, пригласил, его сесть и молча подал листок: «Найдите в доме отдыха литератора… и в деликатной форме сообщите ему, что гр-ка Хайдарова А. Ф. помещена на принудительное лечение с диагнозом: открытая форма сифилиса…»

— Но вы знаете… — пролепетал Алексей Николаевич.— У нас с ней это происходило не совсем обычно…

— Не имеет значения. Коитус через рот при открытой форме так же опасен, как и через гениталии, — размеренно ответил врач и, помолчав, добавил: — Да, верно, напрасно я в сорок первом Москву защищал…

— Почему?

— Да вся грязь из нее идет… Ну-с, рассказывайте, с кем у вас были контакты.

Первая мысль: «Боже! Что станет с Зойкой!»

Алексей Николаевич назвал фамилии двух девиц — внучки маршала и Тотоши — но о Зойке умолчал: только если найдут, тогда…

Врач ощупал лимфатические узлы.

— Тут, кажется, в порядке. Раздевайтесь. Лицом ко мне Теперь повернитесь. Нагнитесь. Наружных признаков пока нет. Сейчас возьмем кровь из вены. Результат завтра после обеда. Извольте приехать…

Наутро, ожидая решения своей участи, Алексей Николаевич трудился над романом о любви металлургов.

«Федору вспомнилась дорогая его сердцу кобыла, — читал он, — которую тот встретил под землей, когда работал шахтером. Хотя Сильва, как звали кобылу, и ослепла, она тотчас узнала его…» А в голове вертелось: «Да или нет, да или нет! О, доктор Люэс и эта бледная спирохета! Только вас еще недоставало! Но ведь возмездие законно, справедливо. Сколько можно безнаказанно кувыркаться в помойной яме!»

Несколько раз его навещал генерал, спрашивая, не нужно ли чего, например, чернил или карандашей? А может, бумага кончается? И старался заглянуть в рукопись — как идет работа.

— Все прекрасно! Спасибо! — отвечал Алексей Николаевич, соображая: «Возьму до Феодосии такси. Оставлю у диспансера. Если анализ отрицательный — назад, в дом отдыха. Если положительный — напьюсь в ближайшем ресторане». И перечеркивал, переписывал, выравнивал фразы, склеивал диалоги о любви металлургов.

Он чувствовал, что бессилен понять, что произошло, что может произойти с ним. Ночь провел, конечно, без сна, время от времени трогая под одеялом свой остов, холодный, как тушка битой птицы. Не страдал, не мучился, а именно не понимал. Под утро, в бессонье, ему стало казаться, что какое-то новое существо поселилось в нем. Вошло и с ледяным интересом осматривает это оставленное кем-то помещение, видя все его печальное состояние и последствия бездумного и нерадивого обращения с ним прежнего хозяина.

И сердясь на свое равнодушие к себе и к другим, на отстраненность, которая не покидала его никогда, Алексей Николаевич повторял:

— Меня нет! Меня нет!

У автобусной станции, где можно было найти машину, кружил по каким-то своим делам все тот же хлопотун-генерал. И Алексей Николаевич частыми перебежками четверть часа уходил от него, маскируясь кустами, пока Семен Иванович не удалился с двумя авоськами, полными снеди и выпивки. «Для меня»,— догадался он и схватил-таки такси.

Медсестра с сонными глазами промычала:

— Кажется, отрицательный, — и, лениво перебирая карточки,— жэ, зэ, и, ко, лэ…— нашла наконец диагноз:— Да, отрицательный. Можете идти…

Алексей Николаевич вымахнул, даже не поблагодарив ее.

Он не ведал, что прогулки с доктором Люэсом только начались.

5

Вечерами Алексей Николаевич играл с генералами в дурачка или, за рюмкой, отчитывался о сделанном за день. Иногда забегал Наварин, который, однако, не очень баловал их вниманием. Почти все свое время он, как обычно, уделял прекрасному полу.