Пляжный клуб

Это была комната-мечта: просторная кровать, телевизор и магнитола, встроенные книжные полки, уставленные учебниками и призами за хоккей на траве. Спартанский стол, сколоченный из старой двери и двух картотечных блоков с учетом личных пожеланий дочурки. Над кроватью висела убранная в рамку черно-белая фотография «Пляжного клуба» 1928 года. На ночном столике лежал конверт из отеля. В таких конвертах гости оставляли горничным чаевые. Сверху было выведено от руки: «Маме и папе».

Тереза опустилась на постель, взяла конверт и положила на колени. Руки дрожали.

Тереза знала, каково это – сбегать из дома. Она и сама сделала нечто подобное в свой восемнадцатый день рождения. Взвалив на плечи армейский рюкзак отца, села на поезд в Бильбо и доехала до Центрального вокзала Нью-Йорка. И пусть от дома ее отделяли каких-то шестьдесят миль, было чувство, что она оказалась на другом материке, поменяв пряничные домики родного городка на Манхэттен. Тереза никогда не призналась бы в этом Биллу, но ей не надо было объяснять чувств Сесили, которая не могла и не хотела довольствоваться малым. Дочурка пошла в мать. Сорок лет назад Тереза отправилась на поиски красоты и обрела любовь. Сесили бросилась на поиски любви; возможно, ей посчастливится обрести красоту. Если по пути ее не убьют или не бросят за решетку, или она не подхватит какую-нибудь страшную болезнь.

Тереза вскрыла конверт.

Милые мои мамочка и папа!

Представляю, как вы расстроены. Простите меня. Мне понятно, почему вам так не хотелось меня отпускать. Я следую велению сердца и не могу поступить иначе, потому что это – самое лучшее из всего, что когда-нибудь со мной приключалось. Вы любите друг друга, вас двое, а вы представьте, каково вам было бы врозь. Я буду звонить, чтобы вы не волновались, а вот искать меня не надо, бесполезно. Я вас очень люблю. Вы думаете, что дочь уезжает с легким сердцем, но это не так, поверьте мне на слово.

Целую, Сесили.

Покопавшись на книжных полках, Тереза обнаружила школьный альбом выпускного класса. Взяла его в руки, открыла и по наитию попала на фотографию Габриеля. Под карточкой была подпись: «Габриель де Сильва». Тереза всматривалась в его лицо, а в ушах стоял звон, пронзительный свист, как бывает, когда что-нибудь застрянет в трубе пылесоса. Габриель был на редкость красивым мальчиком. Смуглый загар, черные волосы, бриллиантовый «гвоздик» в левом ухе. Блистательная улыбка, белозубая и жаркая, два ровных ряда крепких зубов. Рядом со снимком он сделал какую-то запись на незнакомом языке. Португальском или еще каком. И в конце приписка: «Люблю тебя всю, без остатка. Габриель де Сильва». Тереза молча смотрела на запись, не в силах оторвать взгляд. «Люблю без остатка». Это были слова любовника. Дальше он подписался своим полным именем. Тереза держала в руках открытый альбом, пытаясь связать воедино снимок и подпись под ним. «Люблю тебя всю, без остатка. Габриель де Сильва».

Билл сидел на кухне и мирно жевал хлопья с молоком. Тереза не стала его беспокоить. Она помахала рукой и мило прочирикала:

– Мне надо отлучиться по делу. Скоро буду. – Ей было пока не до откровений.

Знойный воздух загустел, как похлебка. Дышалось с трудом. Тереза врубила в машине кондиционер и открыла все окна. Она направлялась в аэропорт. На своем веку хозяйка, пожалуй, ни разу не отлучалась из отеля в разгар сезона, да еще поутру. Ее мысли всегда занимали гостиничные номера, горничные и гости, обремененные какими-то проблемами, и тогда свои сложности отступали на второй план. Терезе впервые выпал шанс насладиться летним утром, пусть даже таким жарким. От зноя побурели газоны, засохли гортензии, и их соцветия превратились в маленькие хрустящие шарики. Приятно было вырваться на волю. Одинокая бегунья двигалась по Норт-Бич-роуд, истекая потом и еле переставляя ноги. Марибель. Мелькнула мысль остановиться и спросить, не попадалась ли ей на глаза Сесили, но Тереза быстро передумала. Опустив козырек от солнца, она поддала газу.

В аэропорту она обыскала все. Заглянула в женский туалет, в магазин сувениров, в ресторан. Сесили нигде не было. Тогда Тереза стала методично просматривать местные рейсы. Когда она спросила на стойке регистрации, не садилась ли на Нью-Йорк молоденькая девушка с рыжими волосами, сотрудница авиакомпании бойко подхватила тему, словно только того и дожидалась:

– А вы, должно быть, ее мать? У вас одинаковые волосы. Вы прямо как близняшки! Вам, наверное, все так говорят?