— Конечно, конечно, — ему хотелось как-то облегчить ей муку ожидания, накинуть тетушке мешок на голову или грохнуть об пол тикающие часы. Но ни того, ни другого он не мог сделать и потому сказал: — Нам пора, если хотим успеть на автобус, — встал, отодвинул стул и посмотрел на Джеймсона.
Трудно было уйти, и они мешкали в нерешительности — так пламя свечи дрожит и гаснет на ветру. Они взяли куртки, медленно натянули их. Крючки у очага снова опустели в ожидании хозяина. Энни провела ладонью по мокрому рукаву Джеймсона, вздохнула и пошла к двери проводить их. Тетушка осталась у неубранного стола, удивленная и обиженная.
— До свидания, — сказали они, и тетушка смотрела им вслед долго и печально, а потом взгляд ее обратился к привычным вещам. Выходя из комнаты, они оглянулись на нее в последний раз. Она неподвижно сидела, скрестив на груди руки, уставившись на лампу.
— Если мы встретим его… надо ли… можем ли мы… — бормотал Джеффрис, проходя мимо Энни, стоявшей в дверном проеме.
— Нет, — с горькой усмешкой ответила она, — ничего не надо говорить. Если встретитесь, значит, он возвращается домой.
— До свидания, — пробасил Джеймсон, протягивая Энни свою большую руку. — Вы были так любезны. Большое спасибо за чай и… за приют. Это было так любезно с вашей стороны.
— Не стоит благодарности, — рассеянно ответила она и так же рассеянно протянула Джеффрису руку. Он вздрогнул от прикосновения прохладных пальцев, хрипло сказал «до свидания» и шагнул за порог, в черную бездну, поглотившую его. Джеймсон протопал следом. Дверь громко захлопнулась. Скрипнула задвижка, звякнула цепочка. Они шли по тропинке, вытянув перед собой руки, как слепые. Глаза постепенно привыкали к темноте. Изгородь и канал показались еще более зыбкими, чем прежде. Тихо прикрыв калитку, они вышли на прибрежную полосу и быстро зашагали вперед, по-прежнему вразнобой шаркая по гальке. Воздух стал холоднее, дождь — плотнее и мельче. Казалось, бечевнику не будет конца, он все вился и вился перед ними. Внезапно их шаги зазвучали громче, под ногами была твердая дорога. Из темноты выступали очертания кирпичного завода. Просто не верилось, что тропинка кончилась.
— После чая чувствуешь себя бодрее, — сказал Джеймсон, впервые нарушив молчание.
— Гораздо лучше… Какой странный дом!
— Интересно, когда же он вернется?
— Этого мы не узнаем никогда.
Приятели нащупали узкий проход в заборе, выбрались на проселочную дорогу и пошли, шлепая по лужам и увязая в грязи.
— По ее словам, отсюда уже недалеко. Засиделись мы у них. Как думаешь, успеем на автобус?
— Трудно сказать. Джеймсон, что же, мы так и не узнаем, вернулся ли он домой?
Никто не ответил ему.
Они брели во мраке, звоном отдававшемся в ушах.
ВCE ЗЛО ОТ МУЖЧИН…
На углу перед пожарным депо, в том месте, где Саутгемптон роу сливается с Тэобальдс Роуд, тщедушный человечек, спешивший в контору после обеденного перерыва, попал под грузовик. Он попятился назад, пропуская такси, когда случилось непоправимое. То, что от него осталось, увезли в больницу, где он пролежал несколько дней неопознанным, потому что в его карманах не оказалось никаких документов.
На следующее утро после этого случая дама, живущая на окраине провинциального городка, получила письмо, надписанное незнакомым ей почерком. Вид конверта поразил её: он был точно таким, каким она его себе представляла, ожидая письма вот уже четыре дня. Прикусив губу, она осмотрела его со всех сторон. В унылое, тихое утро столовая выглядела сумрачней обычного. С самого утра, пока она вставала и одевалась, ее не покидало чувство нарастающей тревоги. Мужа не было дома, и, когда она села завтракать в одиночестве, окна столовой показались ей еще более далекими. Она налила себе чаю и подняла металлическую крышку, которой было прикрыто блюдо. Увидела одиноко лежащую на блюде сосиску и решилась открыть письмо.
Не дочитав его до конца, она облокотилась на стол, подперев кулаками подбородок. В эти минуты мы лишены странного удовольствия взглянуть со стороны на собственный затылок. Впервые в жизни она испытала неприятное чувство, будто кто-то не просто взглянул, а неотрывно уставился ей в спину. В присутствии мужа у нее такого никогда не бывало.
— Подумать только. Всего каких-нибудь час и десять минут. За такое короткое время я узнала больше, чем за все эти годы.
Вот так живешь и не знаешь, до чего не похожа на всех остальных.
Она сложила письмо и принялась гадать, как его зовут. «Ивлин, — предположила она, — а может, Артур или Филип» Его звали Чарльз.