Плющ оплел ступени (сборник)

— Да что ты, напротив, она держалась молодцом. Стоило ей заполучить свою туфлю обратно, как она мигом смягчилась и увидела все в смешном свете. В конце концов, Дилли, о вкусах не спорят, но своими туфлями все дорожат. Да и эти ее кавалеры мне тоже понравились; поначалу они, естественно, на меня накинулись: когда дело идет о собственности, французы шутить не любят, но расстались мы по-хорошему. Знаешь, мне кажется…

— А они догадались?

С минуту они глядели друг на друга, ощущая взаимную неловкость.

Эдуард заморгал.

— Не знаю, я их не спрашивал. Конечно же, выяснилось, что туфли занесли в наш номер…

— Послушай, — небрежно прервала его Дилли. — Она наверняка тебе сказала, что ты похож на принца Уэльского. И так оно и есть — особенно в этом костюме.

— Правда? Вот здорово!

Дилли взяла себя в руки. Экий он все-таки жалкий! Будь она заурядной «женушкой», она бы кинулась к нему на грудь, обхватила бы его красивую шею и затрепетала:

— Эдуард, я вела себя так гадко, так глупо…

Дилли была рада, что никогда так не опустится: это бы уронило ее в глазах Эдуарда. Перевести все в эмоциональный план и тем и кончить, ничего не проанализировав, не обсудив, было бы недостойно их.

— Просто поразительно, — перешла она в наступление, — что от этих людей можно чего-то добиться, только если выйти из себя… А уж если истерику закатить… Ты со мной согласен? — наседала она.

Эдуард прошел к умывальнику, громыхнул краном. Окатил лицо водой. Прополоскал рот и сплюнул.

— Что ты думаешь, Эдуард, нет, правда?

— Я не в состоянии думать — совсем запарился.

— Эдуард, ты же не думаешь, что я… Но ведь…

— Ты идешь? — сказал Эдуард и поискал глазами свою шляпу.

Дилли чувствовала себя так, будто ее выпотрошили. Что, интересно, думает Эдуард? Да как он смеет!

— Эдуард, поцелуй меня… Ты веришь в меня? Эдуард, поцелуй же меня!

Эдуард, казалось, был целиком поглощен поисками шляпы. А вдруг их браку конец?

Но тут Эдуард растерянно приложился к ней губами, в полумраке комнаты поцелуй продлился уже не без пыла.

— Бедняжка моя!

— Знаешь, а я ведь их и правда выкинула в окно.

— Ты слишком близко принимаешь все к сердцу, детка.

— Но ты же понимаешь, что я правильно поступила? — озабоченно спросила Дилли.

Эдуард задумался, было слышно, как он сопит.

— При таких обстоятельствах ты, конечно, поступила правильно.

— Тебе не было стыдно за меня? — Дилли не отпускала его рукава, пока он не ответил.

— Я понимаю, чего тебе это стоило.

— Просто я не терплю наглого разгильдяйства, — сказала она.

— Ты не могла поступить иначе… Хочешь, пойдем выпьем чего-нибудь прохладительного, а потом посмотрим собор? Biеre blonde[35] или чего-нибудь еще… Ты идешь?

— Да, если тебе так не терпится, — сказала она. И с беспредельной снисходительностью, беспредельной нежностью взяла его под руку.

Мистер и миссис Эхерн — не стесняющие свободы друг друга, совершенно открытые друг для друга — протопали по коридору, нарушив послеобеденный сон доброго десятка номеров. Громогласно рассуждая о латинском складе ума, они, зажмурясь, охнув, вышли на слепящее солнце.

№ 16

Когда впервые подходишь к дому Максимилиана Бьюдона, обогнув «Террасу Медузы» с восточной стороны, невольно теряешься, думая, что тебя разыграли. А приходили теперь к Максимилиану лишь те, кто вовсе не был готов к подобным сюрпризам, — восторженные мечтатели из провинции, новички в чужом им Лондоне, не ведавшие, что интерес к Максимилиану Бьюдону давно угас. Представьте себе на свой вкус живописную виллу знаменитого писателя в Сент-Джон Вуд: под окнами — жасмин, в доме — objects d'art[36]. Но Максимилиан уже лет пятнадцать не относился к числу знаменитостей. Правда, он еще сводил концы с концами, пока медленно затихали последние отголоски вызванной им когда-то сенсации. Тем временем лепнина на фасаде осыпалась, пилястры растрескались, парадный вход забили.