Плохие девочки не плачут. Книга 3

— Точно, не спорь, — безапелляционно заявляет наглец и авторитетно продолжает: — Хороший. Так даже наш психиатр говорит, а у него, между прочим, диплом есть.

Да, иначе я себе все это представляла.

Где толпы чокнутых фанатов и красная дорожка? Ну, или хотя бы несколько поклонников с хлебом да солью. Где мой бесконечный белый лимузин? Ну, или хотя бы скромный Maybach. Где норковое манто? Ну, или хотя бы элегантная кофта от Dolce&Gabbana.

Хочу благоухать ни Dior, ни Chanel, ни даже менее банальным Sisley. Хочу оригинальные духи Clive Christian Imperial Majesty по двести пятнадцать кусков зеленых за флакон с кристаллом Baccarat и доставкой на Bentley. В мире миллиардеров все включено. Хочу ни лучшую тушь в мире с эффектом накладных ресниц от Yves Saint Laurent, ни манящую золотистым футляром палетку теней от Guerlain. Хочу косметическую марку имени меня с исключительно натуральными ингредиентами, упакованную минимум в дизайн Swarovski. А чего стесняться? Вполне этого достойна. Не зря ведь отхватила завидного жениха.

Возвращение блудной дочери на Родину должно пройти с помпой. Гоните салюты и фейерверки, про оркестр не забудьте.

Пусть одноклассники и одногруппники массово вешаются на галстуках, стреляются и вскрывают вены. Пусть соседи лопаются от зависти, пусть бывшие коллеги, поймут, какой ценный кадр потеряли.

Улыбнусь им краем надменно поджатых губ, одарю презрительным взглядом и, горделиво распрямив плечи, продефилирую мимо. Оставлю в полнейшем недоумении, заставлю теряться в догадках.

Как сумела? Как добилась?

И сакраментальное — перед кем надо раздвинуть ноги и кому следует подставить зад, чтобы тоже достичь желанной вершины?

Никто не узнает правду. Никто не поймет, какую цену плачу за каждый шаг. Никто не заметит затаенной боли в широко распахнутых глазах.

— Окстись, дорогуша, — хмыкает внутренний голос. — И кому из нас требуется лечение?

— Заткнись, — советую мрачно. — Дай расслабиться и сбросить напряжение, сочиняя небылицы.

— Ой, не нагоняй тоску, — издевательским тоном бросает мерзавец. — Неужели соскучилась по своему маньяку?

— Заткнись, — придаю больше угрожающих нот.

— Мазохистка, даже кошмар в самолете не отбил охоту к… — остаток предложения тонет в надрывных хрипах.

Таксист меланхолично подпевает Николаю Расторгуеву на классическом куплете «Лунааа, лунааа, лунааа, взрывая воем тишину», Дорик молча изучает карту и путеводитель. Никто не реагирует на то, как я с нескрываемым наслаждением душу внутренний голос.

Дорога домой проходит мирно и без эксцессов.

***

— Это… он? — явственно бледнея, интересуется мама, вероятно, надеясь на отрицание.

Оборачиваюсь назад и картинно вздрагиваю:

— Черт, обозналась, — удрученно вздыхаю. — Опять на таможне все перепутали.

Бабушка резко опускается на мягкий пуфик, прижимает ладонь к груди, старается выровнять дыхание. Не спешит падать в обморок, однако находится в растрепанных чувствах.

— У него бицепс больше чем у Шварценеггера, — со знанием дела присвистывает папа.

— Фигня, — отмахиваюсь равнодушно. — Бицепс любой дурак нарастить сумеет, а вот с репертуаром Расторгуева совладает только интеллектуал. Dorian, sing. (Дориан, пой.)

— Лунааа, лунааа, лунааа, — радостно затягивает парень, моментально расплываясь в добродушном оскале.

От этой жуткой картины мама бледнеет еще сильнее, а бабушка осеняет себя крестным знамением.

Перебор? Ну, не знаю. Сами понимаете, не каждый день здоровенный верзила распевается посреди коридора.

— А Розенбаума могёт? — задумчиво спрашивает папа.

За Розенбаума у нас другой жених ответственный. Тот, который настоящий. И споет, и станцует, и даже внешне едва ли отличим.

— В следующий раз подготовим, — обещаю торжественно и тонко намекаю: — Надеюсь, не собираетесь держать гостей на пороге?

— Не собираемся, но на еду особо не налегай, — делает приглашающий жест.

— Почему?! — восклицаю с неподдельным удивлением.

— Потому что нечего разъедаться рядом с таким мужиком, — пожимает плечами. — Забудь уже про тортики и копченую колбасу.

— Я похудела на пять килограмм, — впору оскорбиться.

— Я не заметил, — недоумевающе разводит руками.

— Дориану нравятся живые женщины…

— С толстой задницей и целлюлитом? — издевается дальше.

— Толстую задницу нельзя впихнуть в джинсы размера S! — бросаюсь на него с кулаками.

— Шучу-шучу, — обезоруживает в моей же манере, обнимает мягко, прижимает крепко и рассеянно чмокает в макушку.

— Спасибо за теплый прием, пап, — борюсь с подступающими слезами, пытаюсь проглотить ком в горле. — Сейчас отскребу свою самооценку от пола и скажу что-нибудь внятное.

— Лучше обратись к жениху, а то бедняга топчется на месте, — нежно гладит по спине.

— My family is glad to see you, dear, (Моя семья рада тебя видеть, дорогой,) — оглашаю по стандарту.

— Nice to meet you, (Приятно познакомиться,) — заверяет Дорик и, судя по шуму, начинает извлекать подарки, привезенные из дьюти-фри. — It is a great honour for me. (Большая честь для меня.)