Плохие девочки не плачут. Книга 3

Под хрупкой коркой тонкого льда полыхает адский огонь. Жерло спящего вулкана вновь пробуждается к жизни. Карательное пламя, затаившееся на дне, отчаянно рвется на волю, томится и терзается, распахивает жадные до крови челюсти, выпускает острые когти хищника, мечтательно взирает на манящее серебро Луны и воет.

Воет от голода и боли. Воет так, что стынут горящие жилы.

Я и есть это пламя. Я есть огонь. Я есть Ад.

Глава 13.2

Однажды прочла любопытное выражение.

«Часами просиживать в Интернете и гордиться тем, что не смотришь телевизор, все равно, что сидеть на героине, и радоваться, что не употребляешь алкоголь».

Смехота, агась?

Меня зовут Лора, и, к сожалению, я не сижу на героине.

Ситуация обстоит гораздо хуже.

Я безнадежно подсела на Александра фон Вейганда, и теперь меня жутко ломает.

В городе холодно. Без тебя.

Внутри пусто. Без тебя.

Ощущение, будто летишь по трассе, выжимая сто пятьдесят километров из запоротого движка. Ощущение, будто скользишь по встречной, другие авто противно сигналят, а дождь идет стеной, заслоняет обзор. Ощущение, будто все вокруг застилает густой вязкий туман, фары выключаются и отказывают тормоза.

Ощущение, будто умираешь.

Причем сегодня агония длится мучительно медленно, практически бесконечно, а завтра занимает одно мгновение.

Ощущение, будто жизнь пленена в огне стремительно догорающей спички.

Еще немного — конец. Но занавес падает и поднимается вновь.

Добро пожаловать, на сцену. Хоть вены режь, хоть вешайся — не поможет.

Хочется кричать, хочется выть. Хочется выпрыгнуть из собственной кожи. Вдруг сработает? Избавит от проклятья, разорвет порочный круг, уничтожит обжигающую спираль.

Вот только ничего не работает. Никакие кнопки, никакие педали, никакие рычаги. Ничего не избавляет от сосущей необратимости внутри.

Люди движутся, а я замираю на месте. Парализована и обесточена, совершаю хаотичные попытки освободиться по инерции.

Всякий раз труднее сбрасывать очередной входящий вызов от фон Вейганда, моментально удалять его же смс, не читая. Всякий раз искушение вонзает клыки глубже и беспощаднее. Всякий раз организм алчно требует дозу.

Начинаю понимать скрытое значение некоторых фраз.

Потому что я везде тебя достану. Потому что ты моя.

Смысл гораздо серьезнее, нежели кажется на первый взгляд.

Дело не во власти денег и не в могуществе миллиардерского влияния. Дело даже не в замашках прирожденного манипулятора. И уж конечно не в садистских наклонностях оригинального характера.

It’s about me. (Дело во мне самой.)

It’s about addiction. (Дело в зависимости.)

В жутком и пагубном, порой изматывающем, а порой окрыляющем чувстве, с которым я не способна совладать. В наркотике, который неумолимо поглощает энергию капля за каплей. В демоне, который преследует неотвратимо, не ведая усталости. В отражении, которое вижу на окровавленных осколках разбитого зеркала.

В моей любви.

Той, что обрушивается без дополнительного предупреждения. Той, что подстерегает за углом, словно вор в темном переулке, и стреляет без промаха, поражает прямо в сердце. Той, что дольше банального «на века», слаще пьянящего экстаза страсти, горше гнетущей боли утраты.

В той, которая настоящая.

Куда бежать, если это пропитало плоть? Где скрыться, если это льется по венам?

Нет мне ни спасения, ни покоя.

— Тварь я дрожащая или право имею? — сцепив зубы, отклоняю новый вызов.

Боже, как тут не капитулировать, не повестись на слабость, не поддаться соблазну? Как не вкусить отравленный плод? Как не обезуметь от непрекращающихся мук, дробящих кости и выворачивающих внутренности наизнанку?

— Соберись, Подольская, — решительно удаляю смс. — Ты волевой человек, а не половая тряпка.

Боже, фон Вейганд никогда прежде не писал мне сообщения.

Историческое событие. Надо бы отпраздновать. Занести дату в календарь.

Интересно, там что-то относительно ласковое вроде «вернись, meine Schlampe, я добрый, все прощаю» или же напротив нечто угрожающее а-ля «мой самолет уже в пути, готовь антигеморройные свечи для романтического ужина»?

Как-то пошло прозвучало. Ну, про самолет в пути.

Черт, как же я скучаю по его самолету.

Может, таки смотаться в аптеку за специальными свечами? Смазкой? Ледокаином?

Если честно, по остальным частям телам тоже скучаю. Хронически, блин. Неизлечимо, неоспоримо, нереально сильно.

Но уступать нельзя. Вот прочту сообщение, растаю или испугаюсь, сменю гнев на милость, потом отвечу на звонок. И не успею опомниться, как начну глупо улыбаться и хихикать, растекаясь теплой лужицей перед хозяином и властелином.

С другой стороны — вдруг бедняга созрел для подробной исповеди? Готов мгновенно расколоться, торжественно и с почестями. Целые трактаты в смс настрочил, а я беспечно удаляю важную информацию.

Эх, зная боевую закалку немецкого качества, совсем не уверена в столь радужном раскладе.

И все же надеюсь на чудо.

— Mister Wallenberg wants to talk to you, (Мистер Валленберг хочет поговорить с тобой,) — Дорик счастливо лыбится, тычет мне свой мобильный.

Нашел на какой козе, хм, на каком козле подъехать. Молодец, хвалю за изобретательность.