Но его это не смущало. Он был счастлив и с отеческой гордостью за свою любовь сообщил мне, что Карина сейчас учит латышский. Мне не совсем был понятен именно такой выбор очередного изучаемого языка, но Карину я знал со школы и на справке о ее непредсказуемости расписался бы с удовольствием. Впрочем, недоразумение вскоре разъяснилось. Сразу же после того, как Слон пафосно продекламировал случайно застрявшую в нем фразу на «латышском». Фраза звучала как «Omne ignotum pro magnifico est». И в переводе с латыни означала «Все неизвестное представляется величественным».
Смеялся я довольно долго, но Славика не смутил. И когда собрался открыть глаза товарища на некоторое отличие латышского и латыни, он зарезал мое благое намерение на корню, выразив свою любовь к зубрежке и обучению. Впрочем, давно мне известную:
— Да, я не могу грызть гранит науки, но зато могу сводить его в кабак и расцеловать.
Я тут же вспомнил другую сентенцию: «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует», — и снова заржал, представив ту незабываемую ночь, которая ждала гранит науки после кабака. С сожалением успокоившись и вытерев слезы, я перешел к серьезной части нашего разговора. А именно — к Свину.
Меня волновало все: где он живет, где бывает и как регулярно это делает. Меня интересовали его охрана, распорядок дня и кулинарные пристрастия. Конечно, всего Слон не знал, но и то, что удалось выцарапать из него, вдохновляло. Например, тот факт, что Свин постоянно обедает в «Кармине». И что охрану его дома в основном осуществляют не его головорезы, а охранное предприятие «Сфинкс», в котором лет пять уже работает Денис Калмыков — мой одноклассник.
Когда мы допивали по второй чашке кофе и нам принесли горку симпатичных профитролей, я перешел к основной части разговора.
— Слушай. Вот такой гипотетический вопрос. Чего у нас все знают злых наркоторговцев в лицо, но никто их не арестовывает? Это что, коррумпция невиновности или тупо классовая… или кассовая… несправедливость?
— Так кто ж его посадит — он же памятник, — Слон уже прожевал первую профитрольку, и это дало ему возможность чуток поржать. — Их же никто за руку не поймал — за что сажать? Ты вот профессионал в своем деле, а они — в своем. Главное не попадаться. Еще башляют кому следует…
— Гипотетически, если будет за что, то их закроют?
— Не совсем. Смотря у кого будет это «за что» и как он захочет этим распорядиться — то ли продать фигуранту, то ли закрыть фигуранта. Плюс еще уровень высокопоставленности мента — насколько будут на него давить сверху.
— Насколько должен быть высокопоставленным мент, чтобы закрыть Свина?
— Размах. Коммунистическую революцию в США не хочешь организовать? — гад ржал, а я был готов рыдать. — Скажем так, это не вопрос майоров. Даже не всякого генерала.
Упавшим голосом я спросил:
— А у тебя нет такого знакомого генерала?
— Гусары с генералами не знакомятся, — опять ржет, сволочь. Надо будет придумать этому слону породу соответствующую… В голове у меня, несмотря на серьезность ситуации, метросексуальным голосом Леонида Бараца из «Квартета И» озвучилась подсказка: «Слон-хохотун, известный еще как слоняка-ржака, очень редкий и опасный вид, водящийся только на родине слонов — в Ростове-на-Дону».
— Совсем никак? — не думал, что мой голос может так низко пасть.
— Нет генералов знакомых. Но можно выйти. Через людей. Есть вариант круче. У меня тут подпол есть один, фсбшник. Его сюда из Москвы сослали — слишком рьяно правду искал. Говорит: «Отправили меня в ссылку на Кавказ, несмотря на всех заступников». Ростовский уровень ему — раз плюнуть, тем более сделать козу ментам. Они же любят друг перед другом выделываться да носы утирать.
Слон замолчал, и, пока мой оптимизм возвращался в родное русло, его там одолевали фантазии — не знаю, насколько сексуальные, ибо продолжил он уж совсем жестким тоном:
— Дядька серьезный. Надо бить наверняка: не сработает — мне это потом таким боком выйдет, что лишь бы не раком…
ГЛАВА 40
Большой Кепке — широкие горизонты
Еще я попросил у Слона телефончик какого-нибудь толкового автоугонщика. Ну, чтобы с электроникой знался и всякие сигнализации мог обходить. Слон с уважением взглянул на меня, черкнул на салфетке номер, бурча еле слышно, мол, «скажешь, от меня», и заторопился по делам, а я остался.