Плохой Ангел

— Может быть, ему нужно перестать получать пулевые ранения, — пробормотал мужской голос. — Ну типа, Господи… что, чёрт возьми, не так с этим парнем?

Снова воцарилось молчание.

Теперь Дэгс был совершенно сбит с толку.

Он хотел повернуть голову, чтобы спросить кого-нибудь из них, но не мог пошевелиться.

— Он очнулся, — сказал кто-то. — Разве он должен сейчас быть в сознании?

— Нет, — сказала женщина-врач, явно встревожившись. — Нет, не должен. Я дала ему столько морфия, что хватило бы уложить маленького носорога.

Дэгс наблюдал, как та же самая женщина отложила в сторону длинный пинцет. Через несколько секунд она уже держала в руке шприц, постукивая пальцем по жидкости внутри.

Он хотел запротестовать, сказать, что нет, он этого не хочет.

Он вспомнил о флаконе…

Но что-то уже проникало под его кожу.

Он почувствовал давление в своей руке, достаточно сильное, чтобы заставить его ахнуть и заморгать. Жидкость попала в его кровоток — что-то более густое на ощупь, чем кровь, что-то, от чего у него заскрежетали зубы и закружилась голова.

И снова он не помнил, как потерял сознание.

Глава 21. Плохой ангел

— Нет. — Дэгс вплыл в пространство сна, хмуро посмотрев на старика, как только увидел его. — Нет. Уходи. Я не хочу этого слышать. Я не могу иметь с тобой дело прямо сейчас…

Старик улыбнулся. «Вот как ты приветствуешь старших?»

— Я не хотел проявить неуважение…

Его дед уже отмахивается от его слов.

«Чего ты боишься? — его голос тише обычного, словно шёпот на ветру. — Чего ты боишься, Убивающий Многих? Ты боишься за неё? Или за себя?»

Дэгс не хочет этого слышать.

Он не хочет думать об этом.

В любом случае, это не имеет значения. Не имеет значения, что стоит на первом месте, а что — на втором. Он не может этого сделать. Он не может.

Изменение было чертовски трудным.

Труднее, чем он обычно признавался себе.

Таким трудным, что он еле-еле сумел это пережить.

Он помнил ночи, когда хотелось умереть, настолько ему было больно. Он помнил, как ему казалось, будто он мёртв, будто кто-то или что-то убило его.

Он бы никому такого не пожелал. Он бы не пожелал этого…

Боже, Феникс. Он не мог так поступить с ней. Он не мог.

До Изменения у Дэгса было своё место в мире. У него были свои люди, друзья, которые больше походили на семью. У него была своя настоящая семья, и хотя её нельзя было назвать идеальной, они любили его. У него был план на будущее. У него были хобби, мечты. Он собирался поступать в колледж. Он собирался стать художником, кем-то, кто оставит настоящий след в мире. Он перешёл от обладания всем этим к…

Ничему.

Он потерял всё.

Всё, чем он был. Всех и вся, о ком он заботился.

На протяжении многих лет он был совершенно одинок.

Он до сих пор был один…

«Ты никогда не был один», — шепчет старик.

…У него до сих пор никого не было.

То, что случилось с Дэгсом, уже случилось. Дело сделано.

Он не мог обратить это вспять. Никто не мог забрать это назад. Он не мог спрятаться в её мире, и он также не хотел втягивать её в своё безумие. Он, чёрт возьми, не мог так поступить с ней. Он не мог сделать с её жизнью то, что сделал со своей собственной. Он не может.

И не станет этого делать.

Ему ненавистно, что он чувствует, будто они просят его об этом. Ему ненавистно, что они хотят, чтобы он уничтожил единственного человека, которому доверился со всем этим.

«Ты знаешь, почему».

Но Дэгс не хочет этого слышать.

Он ничего из этого не хочет слышать.

Он принял решение. Больше не о чём думать.

Больше нечего сказать.

Вдалеке, едва слышно, старик посмеивается на ветру.

Дэгс проснулся от того, что его челюсти сжались до боли.

Его глаза открылись из чистого упрямства, из неповиновения, из нежелания…

Чего именно, собственно?

Он дотронулся до своего лица и с удивлением обнаружил на щеках слёзы.

Вытерев влагу, Дэгс покачал головой и сильнее сжал челюсти.

Было светло. Он изо всех сил старался сосредоточиться на этом, на солнце, на том факте, что наступило утро. Странное чувство дежавю охватило его, когда он взглянул на белый потолок. Он узнал рябь отсветов от воды, но немного ниже на стене, чем он помнил ранее.

Затем он вспомнил кое-что ещё.

Он напрягся, глядя вниз на свою грудь.

Его торс по-прежнему оставался обнажённым, но больше не был покрыт его собственной кровью. Дэгс неуверенно поднял руку, дотронулся до повязки и поморщился, когда стало больно.

Он мог дышать.

Он снова мог дышать.

Он был один.

Одиночество вызвало одновременно разочарование и облегчение.

Ему нужно убираться отсюда к чёртовой матери.

Ему нужно убраться подальше от Феникс. Ему нужно пойти куда-нибудь, где он сможет залатать чёртову дыру в своей груди, закрыть рану по-настоящему и отправиться за Юрием. Возможно, ему придётся сделать кое-что из этого до отъезда отсюда, хотя бы для того, чтобы убедить Феникс и остальных, что он может уйти сам, что он достаточно здоров, чтобы выйти отсюда на своих двоих.