Площадь диктатуры

– Не делай глупости, Боря! Ну, пошутил неудачно, так зачем в бутылку лезть? Никто за тобой не шпионил. Приехали ваши, питерские из "сорок четверки", случайно разговор зашел, они сказали, что видели тебя на посадке, а ты, вроде, был не в себе, даже не выпил с ребятами… Мир-то, понимаешь, тесен.

– Ладно, проехали, извини, - буркнул Горлов. - Так что случилось?

– Нужно срочно переадресовать наши вагоны в Одессу. Часов в восемь подъедет водитель, - ты его знаешь, - у него все бумаги: куда, кому, по какому адресу. Я их вчера с самолетом передал. Подъедет - сразу садись и поезжай на Сортировочную к тому хмырю, который нас оформлял.

– Сразу не получится. Мне, между прочим, на работу надо. Я и так вчера почти целый день прогулял. Это ты - главный инженер, сам себе начальник, а я мелкая сошка. Трудовая дисциплина для меня писана.

– Я уже не главный инженер - на той неделе уволился. Бросал бы и ты, Боря, свое Объединение. Не до него сейчас, только время тратишь. А время нынче - это не деньги. Время теперь - это очень большие деньги. Сейчас либо деньги зарабатывать, либо на дядю за спасибо ишачить. Правда есть и другой путь…

– Какой? - поймался на подначку Горлов.

– В Мурманск и обратно по пьяни летать, - сказал Цветков.

Горлов обернулся на шум - из комнаты вышла Нина и щурясь от света, смотрела на него.

– Я летал в Мурманск по делу, там интересный вариант складывается, - делая вид, что не замечает жену, сказал Горлов.

– Расскажи!

– Дело в том, что я встретил знакомых и узнал, что готовится к списанию большой противолодочный корабль. Хочу поискать концы, чтобы отправить его в металлолом и дальше - надеюсь, ты понимаешь куда и как. Остальное - не по телефону.

– Ничего себе масштаб, - Цветков даже присвистнул от изумления.

– Поэтому и пришлось с ними полететь, на месте все выяснить, - врал Горлов, зная что Нина его слышит.

– Снимаю шляпу. Даже не ожидал от тебя такой головастости. Это идея! Если сейчас не получится, потом реализуем. Не хрена нам с вагонами связываться, железо само куда надо поплывет. Ладно, вроде договорились! Водитель в твоем распоряжении сколько будет надо, а твою машину подгоним через месяц.

– Забыл: это "девятка" или "шестерка"? - спросил Горлов.

– Обижаешь! Конечно, "девятка", - удивленно ответил Цветков и, попрощавшись, повесил трубку.

– Ты уже проснулся? - спросила Нина и, не дожидаясь ответа, обняла мужа. - Ты вчера так устал, что я решила тебя не будить. У меня все готово, только подогреть…

– Потом, - сказал Горлов и обнимая ее за плечи, повел в спальню. - До утра еще вагон времени. Вагон и маленькая тележка.

"Теперь, она не станет спрашивать, зачем я сорвался в Мурманск", - с облегчением подумал Горлов, ложась обратно в постель и придвигаясь к жене.

3.11 Каких ты птиц себе воображаешь?

Еще не проснувшись, Лариса почувствовала, что заболела. Вечером, она почти три часа простояла на холоде, едва соображая, о чем говорят с трибуны. Глаза слезились от ветра, и ломило все тело. Еще хорошо, что у девочек нашлись старые разношенные сапоги. Они были на два размера больше, и она обмотала ноги газетами, чтобы не мерзли. По дороге домой Лариса чувствовала, как ее шатает из стороны в сторону, и в вагоне на нее косились, видимо, принимали за пьяную. Она с трудом дошла от метро, даже не помывшись, легла - думала, что просто устала.

Утром Николая рядом не оказалось, и она не помнила, когда он пришел и приходил ли вообще. Хотелось пить, но в кухне ворчала свекровь и, плеснув на лицо холодной воды, она напилась из-под крана. Потом к ней вбежал Миша.

– Не подходи близко, а то заразишься. Видишь, я заболела, - еле разжимая губы, предупредила Лариса.

– Значит, ты не проводишь меня в школу? - он остановился у порога, и грустно нахмурился. Иногда Ларисе казалось, что она читает его мысли: все о чем он думал, она могла безошибочно прочитать на лице сына.

– Сегодня не смогу, Мишенька, - ответила она и закрыла глаза: смотреть было больно.

– Выздоравливай скорей, мамочка! Я тебе кое-что покажу, что сам не знаю, - уходя сказал он, и Лариса только слабо кивнула в ответ и будто обвалилась в забытье. Тело казалось сухим и невесомым, будто отдельно летело в жарком и пустом воздухе.

Потом она ощутила на лбу чью-то прохладную руку, будто тронуло ветром.

– Мама! - сквозь сон произнесла она и открыла глаза.

– Господи, да ты вся горишь, - склонилась над ней свекровь. - Надо температуру померить.

Через несколько минут она вернулась и, прежде чем поставить градусник, напоила Ларису отжатой в теплую воду клюквой и положила ей на лоб влажное полотенце.

– Спасибо, Евгения Васильевна, - откинувшись на подушку, прошептала Лариса.