Плоть [ Авт. сборник ]

Автобус подкатил к перрону, и Карфакс увидел улыбающуюся Патрицию. Никогда еще она не выглядела такой красивой.

XXIII

По пути домой Патриция засыпала его градом вопросов. В конце концов, он даже попросил ее дать ему возможность ответить на предыдущий вопрос прежде, чем она атакует его следующим. Патриция только расхохоталась — как он может не понимать ее состояния?

— Все прекрасно, — сказал он. — Только смотри, пожалуйста, на дорогу. Было бы очень некстати, выйдя невредимым из всего этого кошмара, погибнуть в глупой дорожной катастрофе.

— Я действительно очень возбуждена, — улыбнулась она. — Может, лучше тебе сесть за руль?

— Нет. Просто постарайся успокоиться. У нас впереди уйма времени обсмаковать все до мельчайших подробностей.

Через пять минут они уже стояли у двери. Патриция все никак не могла справиться с ключами.

— Я так волнуюсь! — виновато посмотрела она на него. — Даже пальцы не слушаются. Ну вот, наконец-то.

Он поставил чемодан перед лестницей на второй этаж и сразу направился к бару. Там стояла вазочка с кубиками льда, портвейн, виски, водка, джин, темное пиво и два бокала.

— Ты, должно быть, пригласила с десяток гостей, — рассмеялся он, положил себе в бокал кубик льда и налил виски.

Патриция стояла посреди комнаты, глядя на него с явным удивлением.

— Так где же гости?

Она, наконец поняла, что он шутит?

— Вечно ты стараешься разозлить меня, Гордон! Никаких гостей, разумеется, не будет. Я просто произвела инвентаризацию наших запасов спиртного. По твоей, кстати, просьбе. И, по правде говоря, мне казалось, что первое, что ты сделаешь — это схватишь меня, а не виски.

Он рассмеялся.

— Решай сама, что раньше. Так постель или отчет?

Она села и вынула из сумки пачку сигарет.

— Отчет, разумеется.

— Браво.

Патриция сделала глубокую затяжку, выдохнула дым и невинно поинтересовалась:

— Ты не будешь возражать, если я пропущу рюмочку, дорогой?

— Ради бога!

Он налил ей портвейн и, подавая бокал, склонился к ее губам. Губы оказались настолько жадными, что ему пришло в голову, что допрос с пристрастием можно отложить и на потом. Хотя нет. Она, конечно, изголодалась по сексу, но ему бы не хотелось, чтобы мысли ее в постели были заняты Вестерном.

Карфакс сел рядом с ней, вдохнул исходящий от бокала аромат, пригубил, ойкнул от удовольствия и опрокинул грамм тридцать.

— А теперь, — сказал он, — начнем обо всем по порядку с самого начала.

Она молча выслушала его и, когда он закончил, произнесла:

— Это, наверно, было ужасно. Я имею в виду зрелище разложившегося тела. Но все же мне его жалко, хотя он и был самым гнусным на свете негодяем.

— Запах от него был еще хуже, чем вид. Кажется, это зловоние исходило и тогда, когда он был еще жив.

— Ну что ж. На этот раз он уже не вернется. Так что выпьем за упокой его души, где бы она не находилась.

— Еще лучше — за то, чтобы он всегда оставался там, где находится сейчас, — поправил ее Карфакс. Выпил бокал до дна, закашлялся, вытер слезы и встал. — Идем. Я не в состоянии больше терпеть.

— Уверена, что это — лучший способ отпраздновать, — улыбнулась она и тоже встала.

Он взял ее руку и повел наверх.

— Должно быть, ты на самом деле исстрадалась, бедненькая, — заметил Карфакс некоторое время спустя. — В первый раз за все время исцарапала мне спину. Когда ты это делала, я совсем не возражал, но теперь спину изрядно печет.

Он поднялся с кровати и повернулся к зеркалу боком, разглядывая царапины.

— Теперь уж поухаживай за мной, раз ты это сделала. Залижи мои раны.

В ванной он достал бутылку спирта и коробку с пластырями. Патриция с сигаретой в зубах и с видом, очень далеким от раскаяния, вошла в ванную мгновением позже. Она обработала раны спиртом и наложила пластыри. Он повернулся, и она прижалась к нему обнаженным телом.

— Я еще не совсем удовлетворена.

Голос ее был совсем тихим.

— Дитя, уколовшись о шипы, больше не тянется к розе, — вспомнил он строчку из арабской поэзии.

— Что?

— Да так, не обращай внимания. Просто таким образом можно навеки отучить от секса.

Чуть погодя, уже одетый, Карфакс спустился вниз. Патриция последовала за ним в одном халате и попыталась было расположиться на том же месте на диване.

— Может быть, ты приготовишь кофе? — спросил он. — Мне нужно что-нибудь возбуждающее.

— Пожалуйста, — недовольным тоном ответила она, опуская ноги с дивана. — Растворимый? Или сварить покрепче?

— Сварить. И как насчет сандвича? Тогда я еще, может быть, продержусь до ужина.

Она удивленно посмотрела на него.

— Я надеялась, что ты сводишь меня куда-нибудь. У меня что-то нет настроения стряпать сегодня вечером.

— Помнится, ты обещала стать мне хорошей женой, — заметил он. — Что-то я этого пока не замечаю.

— Ну еще один, последний разок!

— Нет. Я устал кормиться в ресторанах.

— А я устала от стряпни.

— Ладно, дорогая, сдаюсь. Но только на сегодняшний вечер. Завтра будешь готовить мои любимые блюда.

Вот так у нас всегда, подумал Карфакс. Всего лишь пару часов вместе, а уже начинаем ссориться, хотя нельзя назвать просьбу Патриции непомерной. С другой стороны, я тоже хочу совсем немногого.