Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павлв (Груздева)

1Полночь. Вьюга в поле воет и шумит,в небольшом селенье все давно уж спит.Улицы пустынны, около домовцелые сугробы наметает вновь.Изредка далеко заунывный войраздается дико в тишине ночной.Псы, его, заслышав, лай подымут вдруги опять замолкнут. Только снег вокруг,словно пыль несётся, застилая свет,заметая густо на дороге след.Рано улеглося ныне спать село,завтра день великий, праздник Рождество.2В стареньком домишке, что уж в землю вроси стоял под кровом вековых берёзпо соседству с храмом — ветхим, как и он,слабый огонёчек виден из окон.Там горят лампады у святых икон,и их тихим светом домик озарён.Комнаты в нем малы, с низким потолком,но во всем порядок, чистота кругом.Целый ряд икон там во святом угле,на накрытом тут же небольшом столекнига в переплёте кожаном лежит,рядом крест в оправе при огне блестит.Свернут аккуратно близ епитрахиль,и на нем сверкает золотая пыль.На стене картинок виден целый ряд,чинно по порядку все они висят.Всё архиереи — вон из темнотывидны Филарета строгие черты.Рядом Иннокентий, а за ним Платонсмотрит величаво, в думу погружён.Тут же два монаха, вид монастыря,да войны прошедшей два богатыря.Старых два дивана, стол да стульев рядскромно все прижавшись, по стенам стоят.Зеркало в простенке — больше для красы,чем для туалета — да в углу часытикают сердито, вот уж сорок лет,а им всё покоя и замены нет.А давно пора бы! Сам отец Захар,их хозяин, тоже очень, очень стар.Ведь когда на место здесь он поступил,то часы-то эти в первый год купил.«Старые — мы стары», — маятник стучит,«Верно, верно, верно», — во ответ урчит

на лежанке лёжа, толстый серый кот,что годам своим он потерял и счёт.3В тесной боковушке, освященной чутьсветом от лампады, положа на грудьвысохшие руки, старичок лежална кроватке бедной, ночи он не спал.Он и прежде мало сладких снов знавал,а теперь к тому же сильно захворал.Вот уж две недели с постели не встает,видно, дело к смерти уж теперь идёт.Он и не горюет, он свое отжил.А вот горе — завтра он бы отслужилБожью Литургию хоть в последний раз,да нет силы… и из впалых глазпокатились слезы… Завтра Рождество,день святой, великий, людям торжество.Завтра в храмах будут праздник все встречать,Деву и Младенца в песнях величать.Он же одинокий, старый и больной,должен здесь валяться в праздник годовой.И его любимый небольшой приходв день такой без службы будет в этот год.И вздохнул глубоко старый иерей,в думы погрузился о судьбе своей.Вспомнил, как бывало, праздник он встречал,окружен друзьями, как счастлив бывалон тогда, но это все давно прошло,счастье улетело, будто не было.Старый, позабытый, он один живет,от родных далеко и один умрет.Родственники! Сколько с ними было слез,сколько горя, нужды он для них понес.Как любил их сильно, всем им помогал,а теперь под старость, знать, не нужен стал.А желал бы сильно он их повидатьи, прощаясь с ними, многое сказать.Умер бы в сознаньи, что родных рука —не чужих, закроет очи старика.Их к себе напрасно каждый день он ждет,знать, и не дождётся, скоро смерть придет.На дворе сильнее вьюга всё шумит,оторвавшись, ставня хлопает, скрипит,злобно ветер воет и в трубе гудит.И отцу Захару сон на ум нейдет,смутная тревога вдруг запала в грудь,В памяти пронесся долгой жизни путь.Боже мой! Как скоро жизнь моя прошла,

и итог свой страшный смерть уж подвела.Страшно оглянуться на всю жизнь — онаразных злых деяний и грехов полна.Добрых дел не видно, а ведь он же знал,что к Тому вернётся, кто его создал,что за всё отдаст он Господу ответ,где же оправданья? У него их нет.Жил, не помышляя о своём конце,часто забывая о своём Творце.Вспомнил он, что в жизни суетной своейменьше он боялся Бога, чем людей.Бог-то милосердный, всё потерпит Он,легче ведь нарушить Божий-то закон,чем мирской, ведь люди, как Господь, не ждут,за проступок в здешней жизни воздадут.И хоть суд людской-то больно тороплив,да не так, как Божий, прост и справедлив.Без суда, без следствий он всю жизнь прожил,но зато пред Богом много нагрешил.перед кем гордился, перед кем молчал…Сильным поклонялся, как нужду имел,грешников богатых обличать не смел.Хоть по долгу должен был сие творить,да ведь людям страшно правду говорить.Обличи, попробуй, будешь без куска,а семья на грех-то больно велика.Пастырем примерным тут уж трудно быть,ну и потакает, чтоб на хлеб добыть.Правда, он приходом век доволен были нелицемерно прихожан любил.Лишнего за требы он не вымогали чем мог, несчастным часто помогал.Но в нужде, случалось, согрешал и он.Раз кабатчик сельский скряга Агафонна богатой вздумал сына обвенчать,а тут надо было в город отправлятьсыновей в ученье, вот он и прижалкулака и лишних пять целковых взял.Да потом и сам-то деньгам был не рад,приходил кабатчик в дом к нему сто крат.Торговались каждый день они до слез,сколько тут упрёков, сколько тут угрозвыслушать он должен был от кулака,лишняя надбавка стала не сладка.К высшему начальству жалобой грозил,а владыка строгий в это время был.Страху-то какого натерпелся он,да спасибо, скоро сдался Агафон.

Он за всё служенье целых сорок лет,как огня, боялся ябед и клевет.Слава Богу, не был никогда судим,и владыки были все довольны им.Будет ли доволен им Владыка тот,к коему с ответом скоро он пойдёт?От души глубоко иерей вздохнули на образ Спаса с верою взглянул.Освящен лампадой, лик Христа сияли с любовью кротко на него взирал.— Боже мой, великий! — старец прошептали рукой дрожащей сам креститься стал. —Согрешил я много, Боже, пред Тобой,был не пастырь добрый, а наемник злой.Раб был неключимый и за то Тобойя сейчас наказан, Боже, Боже мой.В день, когда Ты миру светом воссияли звезду с востока в знаменье послал,в день, когда в восторге вся ликует тварь,в день, когда родился Ты, мой Бог и Царь,совершить служенье как желал бы я!Но во всём пусть будет воля лишь Твоя.Снова осенил он тут себя крестоми забылся… Буря выла за окном.4Вдруг пронёсся гулко колокольный звон,заглушая вьюги заунывный стон.Встрепенувшись, слушать стал отец Захар —мерно за ударом следовал удар.Чудным переливом колокол звучали восторгом дивным душу наполнял.Пел о чём-то чудном, пел про край иной,там, где нет печали, суеты земной.Чудодейной силой влёк к себе, манил,про болезнь, про горе иерей забыл,очарован звоном, и готов был онпоспешить тотчас же на чудесный звон.«Где же это звонят? — думал иерей. —Нет с подобным звоном здесь у нас церквей».И пока с собою так он рассуждал,с силою в окно вдруг кто-то постучал.«Собирайся, отче, в церковь поскорей.Слышишь звон? Приехал к нам архиерей».И Захар в испуге тут метаться стал,облачился в рясу, трость свою достал.Вышел вон проворно, вьюга улеглась,теплота, не холод, в воздухе лилась.В тишине безмолвной колокол гудел,

звёздами весь яркий небосвод горел.Месяц круторогий на краю небесплавно опускался за соседний лес.Яркими огнями храм его блистал,кто же там владыку без меня встречал?Как он мог приехать в столь нежданный час?Много беспорядка он найдёт у нас.Две недели в храме сам я не бывал,знать, должно, владыка как-нибудь узнал,что я стар, негоден, не могу служитьи меня от места хочет отрешить.Так, идя ко храму, думал иерей.«Ничего, не бойся, добр архиерей, —кто-то близ незримый старца утешал. —Кто на Божьей ниве устали не знал,был доволен малым, сроду не роптал,кто трудом и горем был обременён,тем места благие назначает Он».Вот взошёл, смущенный, в освещенный храм.Где ж Преосвященный? Пусто было там,тихо лишь горели свечи у икон,фимиам дымился, и со всех сторон,как живые, лики строгие святыхна него глядели — много было их,а из отворенных настежь царских вратсвет сиял чудесный, ослепляя взгляд.И взойти в алтарь уж старец не посмел,сердце страхом сжалось, ум оцепенел.Кто там за престолом, светом весь облит,с книгою разгнутой во руке стоит?И слова горели в книге той огнём,иерей прочёл их: сердце сразу в немрадостно забилось, он теперь понял,кто такой Владыка перед ним стоял.Это Он великий, сам Архиерей,кто обременённых скорбию людейи понесших в жизни тяжкий трудный гнётна покой любовно всех к себе зовёт.Обещает бремя благо и легко,страх, сомненье, скорби, все вдруг далекогде-то осталися, перед ним в видуновый мир открылся… Господи, иду!!!Радостно и громко иерей вскричал…В комнате давно уж белый день настал,солнышко сияет ярко сквозь окно,но отцу Захару было всё равно.Он лежал спокойный, тих и недвижим,для него мир этот был уже чужим.