По агентурным данным

Дорога была довольно долгой. Наконец мы оказались за окраиной города, возле заброшенных гаражей. Там ждала телега, заваленная сеном. Рядом щипала жухлую траву пегая лошадка. Здесь же определялись открытые щегольские дрожки, запряженные парой орловских рысаков. Отличные кони, отметил я. Подтянутый парень с военной выправкой играл в этом акте роль конюха.

— Выходите! — крикнул Рудольф.

Мы повыскакивали на землю, разминая затекшие ноги. Я, Олежка и Чиж держались рядом, плечо к плечу. Из «виллиса» вышел майор и, как сказали бы в протоколе, сопровождающие его лица. Он подошел к нам, рядом с ним тут же нарисовался Рудольф.

— Здорово! — поприветствовал его Сташевич.

— Здорово, — ответил Рудольф, и рука его невольно потянулась к горлу.

«Что, вспомнил свою игрушку потерянную? Вот и не будет тебе удачи!» — злорадно подумал я.

— Ты его знаешь, откуда? — повернулся майор.

— Так, встречались в городе.

Ага, стало быть, хозяин не в курсе всех дел своего вассала, прикинул я.

— Городишко маленький, чего не встретиться, — подыграл Сташевич. — А теперь и познакомиться можно. Тарас Лебеда. А это старшой наш Богдан Станько, — кивнул он на меня.

— И что это за сволочь, по-твоему? — по-немецки спросил Домбровски.

— Не знаю, господин майор. Но не чекисты, это точно, — по-немецки же ответил Рудольф.

— Что ж, и на том спасибо. Хотя молодого я тебе точно не прощу, — должен был убрать!

— Ты был в группе Казимира? — обратился майор ко мне.

Надо отметить, по-русски он говорил очень чисто, без акцента.

— Только последнее время. До окончания войны у меня была своя группа и свои связи.

— Война еще не окончена!

— Так точно, господин майор! — гаркнул я.

— Ладно, разберемся. Вот что, — оглянулся он на своих людей. — Здесь оставаться опасно. Часть я забираю с собой. Это Рябцев, Вацура, Горовец и, разумеется, Шпицель, — кивнул он на «конюха». Остальные пока по домам. Завтра в двадцать один ноль-ноль все должны собраться в Дубровицах. Предстоит большое дело! Много кровушки комиссарской пустим!

Банда ободрительно загудела.

— Рудольф, ты со мной. Остальные в телегу.

Майор скрылся в гараже, откуда вышел вполне добропорядочным мирным жителем, в клетчатых брюках, жилетке и белой рубашке. Рудольф переоделся в нечто полугражданское: гимнастерка и черные сатиновые брюки — этакий солдат, вернувшийся к мирной жизни.

«Ладно, артисты, мы вас засыплем аплодисментами. устроим вам овацию в полный рост!» — так думал я, когда телега уже подпрыгивала на неровностях дороги.

— Чего это самолеты разлетались? — Один из бандю-ганов, задрав голову, следил за плавным движением двух «кукурузников». — То в сторону гор летели, теперь обратно. И все виражи какие-то выписывают.

— Так ведь послезавтра праздник на стадионе. И парад летный, говорят, будет. Должно, репетируют, — рассудил другой.

«Ага, репетируем», — усмехнулся я про себя.

Дорога шла в гору, лошадь устало тащила воз, щегольские дрожки Домбровски ушли далеко вперед и исчезли за поворотом дороги. Мирная пастораль окружающих полей и перелесков, свежий воздух, от которого мы отвыкли за время заточения, невозможность разговаривать среди чужих, все это усыпляло, и я задремал, прислонясь к плечу Олега.

Внезапно ситуация резко изменилась. Я вздрогнул от криков. Навстречу нам неслась кобыла, которую пришпоривал немолодой, но крепкий мужик. Увидев Рудольфа, который правил телегой, он резко осадил лошадь, намереваясь повернуть назад. Но из-за поворота показались дрожки Домбровски, они догоняли всадника.

Он оказался в «котле». Остановил лошадь, спрыгнул и кинулся в придорожную рощу.

— Рудольф, убери его! — закричал Домбровски. Зингер остановил лошадь.

— Это же Шмаков! — закричал вдруг Чиж. — Стой! Куда ты? — Он ухватил Рудольфа за плечо.

— Не лезь, убью! — процедил тот, отдирая крепкую руку Максима и спрыгивая на землю. Через секунду он исчез в рощице.

— Что это за кино? — тихо спросил я.

— Это дед Шмаков! — отчаянно шептал Максим. — Отличный мужик! Я с ним сидел вместе. Его эти гады подставили.

— Какие гады? — спросил кто-то из бандитов.

— Так… Никакие. Я добегу до них, помогу найти… Максим спустился было с телеги.

— Сидеть! — рявкнул из своей повозки Домбровс-ки. — Богдан, прикажи своим людям не трепыхаться. Это наше дело, внутреннее. Дед этот убийца! Двух женщин в деревне убил! А теперь сбежать пытался!

— Хорошо, — вынужден был сказать я, и придержал Максима: — Ничего ты сейчас не сделаешь. И нас погубишь.

Из рощи донеслись выстрелы. Один, второй… Чуть погодя третий.

— Контрольный, — прокомментировал Олег.

АВГУСТ 1945, Дубровицы

День был бесконечно длинным. Собственно он начался еще ночью, после того, как Курт с бандой уехали, Вера в сопровождении Пелагеи и Васены дошла да бабы Терезы, местной травницы. Тереза заварила сонной травы, якобы для нее, Веры, которая мучается бессонницей. Отвар влили в самогон, и Васена попотчевала стражников — двух опухших от пьянства мужиков. Когда конвой устал и заснул, Вера открыла пилочкой амбарный замок. Еще около часа ушло на то, чтобы уговорить деда Шмакова ехать в город.