По долгу любви

По ночам она была всего лишь женщиной, которая отдавала себя мужчине. Она училась в его объятьях. Постигала новую для себя науку страсти. Никки научилась понимать музыку его стонов, танец его тела, невероятную артистичность его ласк…

Для Массимо же в Никки словно воплотилась кроткая женственность, перемешанная с кошачьей грацией. Порой ему недоставало ее дерзких выпадов и гордых отпоров. Но нежность этой хрупкой женщины ценилась им много выше, чем горделивое пренебрежение им.

Они ничего не говорили о любви, предательстве, мести… Оба знали, что однажды эти слова прозвучат вновь и отнимут у них иллюзорную безмятежность. И оба, как могли долго, старались отодвинуть этот миг неминуемой катастрофы…

Накануне их вылета в Мельбурн, в их последнюю ночь на Сицилии, Никки ясно осознала, что этой трепетности суждено остаться на жарком острове. Что взять их слаженное сосуществование в Австралию ни он, ни она не смогут. Но между ними продолжит полыхать страсть, которая скорее обжигает, чем греет.

Сколько раз за последнюю неделю Никки вспоминала о Джейдене, столько же раз она порывалась рассказать обо всем Массимо. Но в последний момент она передумывала. Массимо и ее брат – это два полярных мира, которые никогда не будут вместе.

Несчастный обреченный Джейден, сколь ни был любим ею, все же олицетворял собой ее прошлое, ее кошмары наяву, все то, от чего она бежала безоглядно.

Массимо жил в совершенно ином мире. Пять лет назад она думала, что именно так, как он, должна выглядеть ее мечта. Теперь, почувствовав, какова она – горечь его мести, Никки понимала, как ошибалась. Она не связывала с Массимо своих надежд. И поэтому не желала открывать перед ним тайники своего прошлого.

Но в обоих мирах она чувствовала себя одинаково подсудной, и это чувство стало для нее пыткой, которую никто не мог ни отменить, ни хотя бы облегчить. Мнение Массимо относительно ее поступков, в сущности, не так волновало Никки, как ее собственный суд. И хотя она отказывалась сожалеть обо всем содеянном, понимала, что свою жизнь строила неправильно. А правильного ответа не знала и по сию пору…

– Ты сегодня в какой-то особой задумчивости, дорогая, – заметил Массимо. – Не радуешься нашему завтрашнему отъезду?

– Ты прав. Прости, если своим постным видом порчу твое настроение, – без всякой иронии повинилась Никки. – Я не умею составлять компанию. Должно быть, тебе со мной невыносимо скучно…

– Это не так. И тебе это известно. Поэтому ты со мной. – Массимо обнял ее за талию. Он приблизил к ней свое лицо и шепнул, заглянув в глаза: – Скажи мне, о чем ты задумалась? Я уже долго наблюдаю за тобой и мучаюсь одним вопросом. О чем так сосредоточенно думает эта очаровательная блондинка, к которой благоволит сама судьба? Что может тревожить ее?

Никки принужденно улыбнулась. Осторожность не позволяла ей пуститься в откровения.

– Ты беременна? – предположил Массимо.

– Вот что тебя интересует? – с облегчением рассмеялась Никки. – Нет… Вернее, не знаю.

– Давай посчитаем, – деловито предложил он. – Мы совершили эту оплошность ровно неделю назад… Когда у тебя должны прийти месячные?

– Очаровательная беседа, – не удержалась от иронии Никки. – Массимо, все не так просто. У меня совершенно сбился цикл с тех пор, как Джозеф слег…

– Но все-таки ты же можешь сказать приблизительно?

– Ориентировочно на следующей неделе. Может быть, раньше, может быть, позже…

– Могу я попросить тебя начать принимать таблетки по возвращении в Мельбурн, чтобы этого больше не повторилось?

– Если тебя страшит моя беременность, я ее прерву, – сухо сказала Никки.

– Ты готова пойти на это?

– Ты дал мне понять, что не хочешь иметь ребенка от меня. Растить его самостоятельно у меня нет возможности. Если бы я не находилась в таком безвыходном положении, то и этой близости бы не произошло.

– Мне жутко слышать это даже от тебя! – возмутился Массимо. – Я не позволю тебе убить моего ребенка!

– Моя мать совершила роковую ошибку, когда вышла за моего отца только потому, что ее угораздило забеременеть от него. Таким образом, я стала невольной виновницей ее несчастья. А когда она уже было решилась оставить его, то обнаружила, что беременна моим братом. Мы жили на пособие, отец неустанно унижал и оскорблял нас всех вместе и каждого по отдельности. Наша мать… Она полностью растеряла свое человеческое достоинство из-за его нескончаемых нападок. Но она боялась нашего отца и поэтому всю свою боль изливала на меня и брата. Для ребенка нет ничего хуже, как чувствовать себя нежеланным. А если это чувство усугубляется еще и крайней нуждой, то жизнь становится просто невыносимой. Ты с ранних лет понимаешь, что у тебя нет шансов вырваться. У тебя никогда не будет пропуска в лучшую жизнь, не будет ни образования, ни полезных навыков… А если ты еще и болен, то буквально обречен на постепенное мучительное умирание… Никогда больше не провоцируй меня на такой разговор, Массимо, – прекратила свой рассказ Никки, содрогаясь от нервного озноба.

– Но я обязан был это узнать. И не теперь, а гораздо раньше.

– Это так важно?