По дороге к высокой башне. Часть третья (СИ)

И Улдуй и Гулуй не были богачами, поэтому их воины не имели крепких доспехов. То, что жители долины ковали из железа и меди кочевники мастерили из шкур. Правда хорошо выделанная воловья хребтина была способна с легкостью выдержать скользящий удар сабли, но с железным доспехом она, конечно, сравниться не могла. Ханы старались избежать больших потерь и рассчитывали на внезапность нападения, поэтому крепко задумались после того, как первая атака на монастырь не увенчалась успехом. При штурме обители они потеряли три десятка воинов убитыми и почти столько же раненными. Это было много. Степные военачальники не ожидали, что укрывшиеся в монастыре люди окажут такое сопротивление. Надеясь столкнуться на стенах с перепуганными монахами и несколькими глупыми стражниками, Улдуй просчитался. Едва не став жертвой огненной молнии, выпущенной с одной из башен, хан стал осмотрительней.

Откатившись от ворот монастыря, степное войско замерло в ночи, размышляя над тем, что делать дальше, а тем временем основные силы орды штурмовали земляной вал. Кровавое зарево металось над холмом, а звуки битвы тихие вначале теперь доносились до нас словно раскаты приближающейся грозы.

— Трудно приходится Рипону, — вздохнул Пошун, протирая чистой тряпочкой лезвие меча. Оружие, собранное в лесу мертвецов, прошло проверку боем. Старый воин добавил к прежним зазубринам парочку новых, но клинок выдержал.

— Если степняки опять пойдут на штурм нам тоже придется не сладко, — проворчал Холин. Он сидел на перевернутом пустом бочонке и перевязывал руку куском чистой рубахи. Когда его задела вражеская сабля бывший разбойник не помнил. Рана сильно кровоточила, но была не опасной.

Можно было сказать, что мы легко отделались. После боя на стене обнаружили десяток мертвецов и примерно столько же раненых. Тех, кто, как и Холин пострадал легко, я к ним причислять не стал. Жалко было мальчишку, прибывшего из Таруса, но все что я мог сделать для него — это прочитать отходную молитву. Больше из дворян не погиб никто. Может быть, нас сберегли хорошие доспехи, а может быть воинское умение. Ниман почти все время был рядом со мной. Он зарубил двух степняков и теперь мог по праву считаться настоящим воином. Остальных дворян мне тоже не в чем было упрекнуть, кроме Зумона и его брата. Выслушав мою гневную отповедь, воины поклялись больше никогда не оставлять свой пост. Я отпустил их оплакивать незаконнорожденных братьев. Оба оруженосца сложили головы, защищая северную стену. Так боги наказали неразумных дворян.

А степь волновалась. Слишком много было в ней людей и коней. Мы слышали гортанную речь, храп лошадей, видели размытые тени, двигающиеся в высокой траве. Никто из нас не говорил об этом, но по настороженным взглядам друзей я понимал, что они готовят себя к самому худшему. Слишком трудно далась нам победа в первом бою, а ведь кочевники еще не использовали даже десятую часть той силы, которая пришла издалека. Можно ли сдержать такую мощь? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой — конечно, нет.

— Надо отчистить твою кирасу, — проворчал Холин, — она вся в крови. Заржавеет.

Я пожал плечами. Измученный боем я даже думать не мог о том, чтобы заниматься чем-то подобным. От удара о землю гудели ноги, а натруженные ремнями плечи болели. Кираса весила много и, несмотря на то, что она уже несколько раз спасла мне жизнь, я бы с радостью от нее избавился. Никогда прежде мне не доводилось сражаться в полном доспехе. Сняв с головы шлем, я присел прямо на камни, облокотившись о стену. Больше всего мне хотелось закрыть глаза и забыться мертвым сном, но я знал, что из этой затеи все равно ничего выйдет. Возбужденный видом крови я бы все равно не заснул. Когда я закрывал глаза перед внутренним взором вставали перекошенные рты степняков, рвущихся на стену.

— Обойдусь, — ответил я, стягивая латные перчатки, — не успею отчистить, как опять запачкаю.

Холин усмехнулся, сделал большой глоток и протянул мне бурдюк с вином.

Слава монахам, которые оставили нам богатые запасы!

Я поднял бурдюк высоко над головой и сжал обеими руками, чтобы вино полилось мне прямо в глотку, но едва не захлебнулся, поймав губами упругую струю.

— Не жадничай, — попросил Холин, ему хотелось выпить еще, и он боялся, что я не оставлю ему ни капли.

Разлившееся вино попало под нагрудник, и я с наслаждением почувствовал на разгоряченной груди холодные струйки.

— Не хотите сыра? — спросил Ниман.

Воспользовавшись затишьем, мальчишка сбегал в кладовую и принес еду.

Я с благодарностью кивнул, вернул Холину порядком полегчавший бурдюк и взял у юноши большой кусок.

— Сам, почему не ешь?

Ниман с отвращением покачал головой.

— Не могу. Кусок в горло не лезет.

Зато у Колуна аппетит был отменный. Вот уж кто не страдал угрызениями совести, так это старый разбойник. После боя он первым отправился в кладовую и принес оттуда вина и солонины. В отличие от Нимана Хромой ни с кем делиться не собирался. Он забился под лестницу и, урча, словно дикий зверь рвал крепкими зубами соленое мясо, шумно запивая его вином.