По дороге к высокой башне. Часть вторая (СИ)

Мне показалось, что Фифон особенно выделил слова "найдут и предложат".

- Я понял, владыка, - быстро сказал я, - единственное, что может мне помочь это молитва.

На прощание понтифик сжал мою руку.

- Прощай, Тибон.

- Прощайте, отче. Не скажите напоследок, где я нахожусь. Что это тюрьма или подвал во дворце?

Владыка удивленно вскинул брови.

- Тебе не сказали? Ты в центральной тюремной башне, в "Толстушке".

Я кивнул. В сущности, это ничего не меняло, просто мне было интересно.

- Прощайте, владыка. При случае помолитесь обо мне.

Ночью я так и не смог заснуть. Никогда прежде я не испытывал такого ужаса, как в эти последние часы перед казнью. Ни Великая битва, ни опасное путешествие через степь не пробуждали во мне такого животного страха. Я был готов, на что угодно лишь бы только избежать наказания, придуманного Мароном. Сейчас даже смерть представлялась мне меньшим злом.

На рассвете слуги принесли чистую одежду - штаны и рубашку из толстой шерстяной ткани, и большую кружку воды. Похоже, еда перед казнью мне не полагалась. Я переоделся, залпом выпил воду и отправился вслед за тюремщиками. В этот раз вместо черных гвардейцев ко мне приставили трех здоровенных надзирателей. Огромные и свирепые, словно демоны из преисподней они не нуждались в оружии. Сражаться с такими великанами было бесполезно. При всем желании я бы не смог дотянуться своими кулаками до их тяжелых квадратных подбородков, а если бы и попытался, то мои удары показались бы гигантам не страшнее комариных укусов.

- Далеко идти? - спросил я, выходя из камеры.

- Успеешь притомиться, - усмехнулся самый могучий надзиратель.

"Толстушка" считалась одной из самых высоких башен королевства, и впереди меня ждало трудное восхождение. Как и все в долине я знал, что на самом верху на смотровой площадке было оборудовано место для публичных казней. Поговаривали, что некоторые дворяне с радостью платили большие деньги, чтобы посмотреть на то, как палачи наказывают преступников. Многие приводили с собой жен и даже детей. Среди столичных богачей кровавые казни считались одним из самых острых развлечений.

Первые этажи "толстушки" представляли из себя настоящий лабиринт с тесными переходами, узкими дверными проемами и крутыми винтовыми лестницами. Наверно если бы я сумел убежать от своих мучителей, то заблудился бы среди бесконечных тоннелей, многие из которых заканчивались хитроумными ловушками или тупиками. Если бы дюжие охранники не направляли меня пинками и грубыми окриками я бы уже давно сбился с пути.

Начиная с третьего этажа коридоры стали просторнее, лестничные площадки шире, а прорубленные для света узкие бойницы превратились в широкие оконные проемы. То ли в свое время зодчие по приказу короля перестроили башню, то ли изначально так и задумали - оставить мрачное подземелье внизу, превратив верхние помещения в комнаты для судей и писарей. На этих уровнях жилых камер не было, только допросные и пыточные. Несчастных сидельцев по утрам приводили для дознания, а вечером стаскивали бездыханные тела вниз.

Несмотря на плохо зажившую рану и перенесенные побои я легко поднимался по лестнице, зато тюремщики обливались потом и тяжело дышали словно сомы, выброшенные на берег. Добравшись до четвертого этажа, они решили немного передохнуть. Мы остановились на лестничной площадке. Чтобы я не сбежал, один надзиратель поднялся на несколько ступенек вверх, преградив мне путь на крышу, а двое других перекрыли спуск.

- Нам нужно отдышаться, - сказал один из них, обращаясь ко мне, - думаю, ты не сильно торопишься?

Остальные тюремщики заржали, словно степные кони.

Мне было не до шуток, поэтому я промолчал и постарался унять предательскую дрожь в руках.

- Дай попить, - попросил один из надзирателей и второй протянул ему кожаную флягу. Толстяки не обращали на меня никакого внимания. Да и, правда, куда я мог деться с лестничной площадки, окруженный со всех сторон?