По дороге с облаками

Но, как на беду, офицеров все больше интересовали казённые харчи, и они не обращали никакого внимания на маленькую унылую Женьку, почти незаметную среди парящих котлов и шипящих жаровен. Добрая и совершенно бесхребетная, через год работы в столовой Женя стала невольно представлять, как варит бабушку в большой алюминиевой кастрюле, предназначенной для борща.

Уж не знаю, чем могла закончится эта печальная история, если бы одним пасмурным утром инфаркт не прикрутил конфорку под кипучим котлом бабушкиной жизни. Неожиданно для самой себя Женя жестоко переживала безвременный уход Калины Ивановны. Совесть, пойманная на крючок суеверного страха, нашептывала о причастности кровавых Женькиных мечтаний к сердечно-сосудистой катастрофе в бабушкиной груди. И без того незавидное положение дел усугубляли постоянные злоключения, которые предрекала строгая воспитательница.

Уволившись со столовой и окончив дизайнерские курсы, Женька долго скиталась без работы и была вынуждена продать свои золотые украшения — единственное, что осталось от матери. Когда, наконец, удалось найти место на фабрике бутафорских витражей, ее заработок выглядел еще более бутафорским, чем пестрые узоры на стекле, которые фабрика предлагала производителям элитных шкафов и фешенебельных клозетов.

Примерно в то же время Женя влюбилась в художника Ивана Хаски. Отчего молодой человек выбрал себе собачий псевдоним, я не знаю. Но знаю, что, повстречав Женю, художник сразу же перестал быть бродячим и охотно одомашнился. Целыми днями он ожидал вдохновения на старом бабушкином диване, пребывая в подавленном настроении, и невероятно оживлялся, когда Женя появлялась на пороге с авоськами, полными снеди.

На несмелые намеки о скудости семейного бюджета и наличии на фабрике вакансии кладовщика Иван обижался и, громко хлопнув дверью, уходил на кухню, где надолго оставался наедине с авоськами.

— Работа за зарплату убивает творчество! — часто говаривал он, поглаживая неопрятную черную бородку.

Однажды утром Женя обнаружила, что Хаски еще накануне вечером расправился с обеими порциями приготовленного ею завтрака. Она ворвалась в комнату и стянула с возлюбленного одеяло:

— Ты чего? — не понял Иван, пытаясь соорудить себе тогу из простыни.

— Как ты мог сожрать мой завтрак? Я ведь целый день на работе голодная буду! — возмутилась Женька.

— Разве вы забыли, Евгенья Паллна, я весь день вчера писал! Я всегда голоден, когда работаю!

Он поймал край отобранного одеяла, выдернул из Женькиных рук и укрылся, оставив снаружи лишь косматую голову.

— А мне что прикажешь, — пробормотала Женька, срываясь на плач, — акварель твою на хлеб намазывать?

Она снова ухватила одеяло и на этот раз отшвырнула его в угол комнаты.

В тот же день Иван испарился с холста Жениной жизни, оставив за собой лишь темное пятно неприятных воспоминаний и три потертых синих носка на полотенцесушителе. Поначалу Женя корила себя за грубое обращение с другом, но вскоре случайно узнала, что причиной разрыва стала вовсе не «бутербродная» ссора, а другая женщина — пожилая светская львица, соблазнившая Хаски щедрым пайком и мастерской, обустроенной во флигеле загородного особняка.

От постоянных расстройств Женя сильно занемогла и стала частенько вызывать участкового врача, то есть меня. Так мы и подружились.

Разнообразные укрепляющие средства и витамины, которые я выписывала, постепенно поправили Женькино здоровье, но они оказались совершенно бессильны в борьбе с роем жалящих комплексов и бурьяном разочарований. В душе ее было по-прежнему пасмурно, как в индийском городе Черапунджи.

Именно поэтому меня так сильно удивило внезапное просветление на сером небосводе.

— Был на квартиру налет? К нам заходил бегемот? — спросила я, указывая на открытые картонные коробки и клочья бумаги, разбросанные по полу.

— Вовсе нет, Верочка. Вот, гляди!

Она протянула мне пестрый проспект, испещренный яркими надписями.

— «Тренинговый центр ручей. Реализуйте свой потенциал!» — прочла я и с непониманием подняла глаза.

— Ты читай, читай дальше! — настаивала Женька.

Из уважения к подруге я просмотрела рекламный текст, хоть в этом не было необходимости. Красноречивые молодые люди в опрятной одежде постоянно околачивались около поликлиники с пачками подобной наживки в руках. Разные по форме и размеру проспекты всегда несли один и тот же посыл, выраженный словами, наподобие «достижение», «освобождение», «совершенствование», «раскрытие» и прочие «-ие». Все эти существительные магически действовали на ослабленные гриппом организмы, которые с трудом несли себя в поликлинику, чтобы закрыть больничный и вернуться на опостылевшую работу, где их ожидала сплошная «-ость», как то: «усталость», «неудовлетворенность», «бесперспективность», «нервозность» и прочая гадость.

— Ну, прочитала, и что?

— А то, что я была на первом тренинге! — гордо сообщила Женька.

Возглас негодования поднялся из моей груди, но по пути благоразумно зацепился за кадык и не выскочил наружу.

— И как все прошло?

— Невероятно!

От возбуждения Женька подпрыгнула на месте: