– Да. Я понимаю! – маленькая норушь выбралась из норки уже целиком и, неловко спотыкаясь на неровностях подтаявшего снега, начала пробираться поближе к бутерброду.
Таня легко могла бы подставить ладонь и перенести её к цели, а ещё проще было бы переместить поближе кусочек сыра, но этого явно не стоило делать – лучше пусть норушинка сама придёт, а то перепугается и умчится навсегда.
У рюкзака норушь притормозила.
– Тебе, может быть, помочь? Хочешь, я просто опущу для тебя сыр пониже? – не выдержала Таня.
– Сыр… – мечтательно вздохнула норушка. – Хочу… а он, он хороший? Почему ты его не ешь? – подозрительно прищурилась она.
– Я боюсь, что ты испугаешься и убежишь, – честно ответила Таня. – Если я буду двигаться медленно и спокойно, возьму кусочек сыра, разломлю его и часть съем сама, а часть отдам тебе, тебе не станет страшно?
– Ннне знаю, – довольно-таки дрожащим голоском ответила норушинка.
Видимо, для неё контакт с человеком был отчаянно пугающим. Но сыр пах упоительно, досыта она не ела уже давным-давно, так что голод пересилил страх.
– Хорошо! Только ты совсем медленно, ладно? – решилась норушь.
Танина рука двигалась со скоростью усталой пожилой черепахи, пока не добралась до сыра. Ломтик был разломлен на кусочки, один Таня положила себе в рот и отчётливо увидела, как голодный детёныш сглотнул слюну. А второй был опущен совсем недалеко от маленького создания.
Пока норушь подтягивала к себе сыр, у неё дрожали и лапки, и усы, и даже уши.
– Ты только не торопись. Если давно ничего такого не ела, не грызи очень много – живот заболит! – предупредила Таня, глядя, как норушь кусает краешек сырного ломтика.
– Откуфа ты фффнаефь? – выдохнула мелочь, потихонечку отступая назад.
– Я врач, – призналась Таня. – Лечу зверей и птиц.
Норушинка остановилась, крепко прижимая к себе сыр.
– Это правда? – она требовательно воззрилась Тане в лицо.
– Да.
– А норушей ты лечила?
– Если честно, нет. Шушана, к счастью, ещё ни разу ничем не болела, – Таня прямо-таки шкурой ощущала, что врать нельзя. – Я лечила грызунов. Хомяков, иглистых мышек, домашних крыс.
– Сиди тут, никуда не уходи! – вдруг потребовала норушь, с трудом волоча за собой сыр. – Я сейчас приду!
Про «сейчас» она, конечно, слегка преувеличила. Таня с волнением ждала её обратно минут пятнадцать, если не больше. На всякий случай достала ещё сыр, сушки, орехи и изюм. Даже сама бутерброд съела на нервной почве.
Наконец-то в отверстии, откуда появилась норушь, послышался какой-то шорох и совсем детские голоса.
– А у неё есть шушки? Такие круглые, да, как на картинке? Шууушечку бы! Мама говорила, што они вкушшшные! А баба Валя их ела? А папа их ел? А ты их ела? А брат их ел? А што у неё ишчо ешть? – приставал с вопросами какой-то тоненький голосок.
– Да погоди ты с сушками! – командовала уже знакомая Тане норушинка. – Ты сыр съела? А ты съел?
– Да-да-да-да! – два писклявых голосишки явно наводили на мысль, что уже знакомая Тане норушинка, видимо, подросточек – старшая сестра для двух малышей.
– А ишчо у неё што есть? Орешшки? Да? Ты говорила про орешки? Да шшто ты там всё грызёшь? Она говорила про орешки? – звенел любопытствующий голосишко. – А какая она? А ты видела у неё шшушки?
Внезапно на разошедшуюся малышню кто-то строго шикнул, и Таня насторожилась – голос новый, звучит невнятно.
– Тише вы! Я выйду первым! – уже более разборчиво раздалось у входа в норку.
– Нет, я, дай я пойду! Я её уже видела! – заспешил голосок первой норушинки, явно той, с которой Таня уже говорила.
– Да ты уже натворила дел! Сиди и молчи! – строго приказал голос. – Убери норушат! Нечего им тут делать!
– Они голодные, есть хотят!
– Нельзя брать что-то у незнакомых! – голос звучал как-то странновато – вроде и возмущённо, но бесконечно устало.
Таня подсобралась, сосредоточилась, быстренько спустила съестные припасы с рюкзака вниз – поближе к выходу из норы, и взволнованно застыла на своей подушке, ожидая выхода норуша.
То, что сердито-усталый – это норушь, она уже не сомневалась.
Из норы высунулся нос, повёл из стороны в сторону, потом Таня увидела два тёмных глаза, которые осмотрели её довольно-таки неприветливо, и наконец-то на поверхности показался весь норушь.
«Крупнее Шушаны, но очень, ОЧЕНЬ худой, да ещё, по-моему, и больной – пошатывает его прилично, и двигается скованно», – машинально отметила Таня.
– Кто ты такая? – хмуро спросил норушь. – И откуда узнала, что мы тут есть?
– Меня зовут Татьяна. Я врач, живу в Москве. Узнала о том, что тут живут норуши, по этому дереву, – Таня чуть повернулась к древесному стволу и погладила его, а потом неожиданно улыбнулась. – У меня дома такие же растут – сейчас ещё холодно, а на них уже дымка зелёная вовсю.
– Ты сказала, что знакома с такой, как мы? – продолжался строгий допрос.
– Да, её зовут Шушана.
Норушь прищурился и неохотно кивнул:
– Действительно, у нас есть такое имя. Но ты всё-таки врёшь!
– Почему это? – удивилась Таня.
– Не могла норушка остаться одна, не послушать главу рода!