По эту сторону стаи

   Дорин внезапно соображает, что сейчас этот огненный ужас окажется у неё на пальце; она хочет закричать, но голос куда-то девается и вместо вопля слышится лишь подобие бульканья, будто её душат.

   - От огня металл расширяется, - поучительно произносит Макрайан, словно школьный учитель перед внимательными учениками. - Это закон природы.

   - Не надо, - едва выговаривает Дорин, понимая, что сейчас с ней снова случится постыдная неприятность, и он опять примется сдирать с неё мокрое платье, бесцеремонно прижав к коленке, как полено.

   - Вы не в состоянии надеть холодное, но, уверяю, горячее будет впору, - говорит он, поднося щипцы ещё ближе.

   Дорин отсюда чувствует, что этот крошечный кусок металла пышет жаром. Она делает немыслимое усилие, вырывается, изворачиваясь, как уж на сковородке - только теперь она понимает, каково там ужу, - и утыкается лбом Макрайану в грудь, со всей силы обхватывая его тушу и пряча руки подальше.

   - Надевайте уж! - слышит Дорин и вжимается в его живот с новой силой, как вдруг понимает, что Макрайан трясётся от хохота. О, да, милорд Уолден любит забавы... Она рискует глянуть одним глазком и видит, что он стягивает со своего собственного пальца другое кольцо.

   - Я пошутил, - говорит Макрайан. - Рука вам пригодится для чего-нибудь поважнее.

   Кольцо из камина лежит на полу. Другой ободок тоже оказывается мал, это кольцо с его мизинца, но такая ерунда Дорин уже не смущает. Она, кряхтя от боли, пытается надеть его - во что бы то ни стало. Макрайан, всё ещё трясясь от смеха, наблюдает за ней, и Дорин, наконец, с такой силой насаживает кольцо на палец, что сдирает кожу.

   Но это уже слишком. В рот и в нос словно набивается земля, и мир вокруг гаснет, сменяясь спасительным беспамятством.

   - Захотите снять ещё раз - прошу, миссис Макрайан, - говорит он телу, мягко сползшему вниз. - Только вместе с пальцем.

   Такой знакомый и такой забытый запах раскалённого металла - и чьего-то страха. Вот смеху-то! Макрайан берёт с пола ещё горячее кольцо и подбрасывает на ладони.

   "Учитесь, миссис Макрайан", - думает он.

   Ничего страшного, жить будет. Он поднимает податливое тело и кладёт на кровать.

   Дорин приходит в себя. Палец немного распух, но всё не так страшно. Всё проходит, пройдёт и это. Боль означает то, что она, по крайней мере, жива.

   - Доброе утро, миссис Макрайан, - он сидит рядом. - Наша брачная ночь, судя по положению стрелок на часах, закончилась, но, думаю, мы наверстаем после.

   - Я спала? - с подозрением спрашивает Дорин.

   - Почти, - говорит Макрайан,

   Ах ты...! Небось, караулил её, надеясь поиздеваться снова!

   - А вы? - она решает выяснить, не произошло ли случаем чего-нибудь ещё.

   - Да будет вам известно, что тот из супругов, кто первым уснёт после свадьбы, первым же и умрёт, - назидательно говорит Макрайан.

   - Для этого вы меня попросту зарежете? - Дорин уже не знает, что это: очередное проявление чувства юмора - или новое суеверие, вытащенное на свет из его богатых запасов?

   - Я не трону вас, можете не волноваться. Я женился не для того, чтобы получить право сразу превратить вас в труп. С кем играть в Утгард я найду и без вашего участия, - сообщает Макрайан и выходит. Значит, общение хоть немного, но отодвигается во времени.

   Да, точно. "Убить я и без тебя найду кого", - когда-то говорила ей хозяйка.

   Дорин озирается. Кажется, привыкнуть можно ко всему. Вдобавок она ощущает голод - и радость от того, что Макрайан не раздел её, пока она валялась без сознания. Она чувствует себя грязной, но только потому, что спала в чужой одежде. Если бы случилось что-то ещё, она почувствовала бы себя куда грязнее, а пока это только пыль, пот и слёзы, которые можно смыть.

   - Дитя, - слышит она вдруг.

   Тихий женский голос доносится откуда-то сзади.

   Дорин оглядывается и замечает у стены зеркало - наверное, продолжение той выставки, которую она видела накануне. Оно занавешено покрывалом с клочьями пыли, но сейчас покрывало съехало в сторону, лишь краем цепляясь за верхний угол рамы, и валяется на камнях, словно половая тряпка. "Видать, хорошо я вчера брыкалась", - вспоминает Дорин, удивляясь тому, что зеркалу во всей этой свистопляске вообще повезло уцелеть.

   В глубине стекла женщина в красном платье и с высокой причёской - словно странное отражение самой, но какой-то иной Дорин. Женщина манит её к себе сложенным веером.

   - Вы меня зовёте? - нарочито грубовато спрашивает Дорин, прекрасно зная, что именно могут думать о ней все эти гордецы, давно лежащие в могиле.

   - Поди ближе, дитя, - повторяет женщина в красном.

   Зеркало стоит, кое-как прислонённое к стене, когда-то позолоченная рама посерела от пыли. Дорин нерешительно подходит и присаживается на корточки, коленками почти касаясь стекла.

   - Ты знаешь какие-нибудь песни, дорогая? - тихо произносит дама в красном.

   - Я знаю "Красавицу графства Даун", - еле слышно отвечает Дорин. - И "Каменистую дорогу в Дублин".

   - Хочешь, я научу тебе ещё одной песне? - спрашивает та.

   Голос плывёт, словно туман или дым, невесомыми полупрозрачными лентами опутывая разум.

   - Какой песне? - Дорин, как заворожённая, смотрит в прищуренные глаза.