По городам США

На зеркальном полу расставлены ряды мягких кресел, в центре зала два вращающихся помоста с рекламными образцами автомобилей. Приглушенные, доносящиеся откуда-то сверху музыкальные ритмы как бы подчеркивают невозмутимую деловитость жизни аэровокзала.

На одной из незастекленных стен громадное информационное табло, где ежеминутно появляются составленные из электрических ламп цифры, слова, названия. Кроме номера самолета, времени отправления и маршрута, табло сообщает о готовности самолета к вылету и о пути следования к самолету.

Группками или в одиночку в зале сидят пассажиры, мужчины с сигарами и газетами, дамы с сигаретами или маленькими чашечками кофе в руках, положив ногу на ногу и высоко вздернув юбку на коленях. На всех лицах спокойствие, самоуверенность и полнейшее безразличие ко всему, что происходит вокруг. Ни тени волнения, возбужденности — чувств, казалось бы, столь естественных при дальних путешествиях. Перед нами были явно состоятельные американцы, для которых такие поездки вошли в привычку.

Не успели мы осмотреться, как нам сообщили, что все документы оформлены.

В сопровождении двух рослых носильщиков негров мы направились к выходу. Бесшумно распахнулись самооткрывающиеся стеклянные двери, заставившие нас на мгновение отпрянуть от неожиданности, и мы очутились перед вереницей автомашин.

Садимся в лимузин и направляемся в гостиницу. От Айдлуайлда до Манхаттана не менее 45 минут быстрой езды на машине и приблизительно 20 километров по прямой.

Машина поминутно ныряет в неглубокие туннели, поверх которых расположены взлетные дорожки. Время от времени в отдаленный, размеренный, никогда не прекращающийся гул внезапно врывается свист и грохот проносящегося в стремительном разбеге реактивного самолета. Через мгновение самолет уже где-то высоко в воздухе, а грохот, вызванный им, опять растворяется в непрерывном шуме мерно рокочущих моторов.

Тем временем наши машины все дальше и дальше удалялись от аэродрома. Остались позади последние светящиеся указатели частных авиакомпаний, постепенно затих гул самолетов. По обе стороны от дороги то тут, то там из тьмы вырастали ярко освещенные здания отелей, длинные блоки недавно отстроенных заводских корпусов, заправочные станции. Это еще не город в полном смысле слова, а только первые признаки приближающегося города.

Вот мы миновали отель «Интернэшенал» с высоко вознесшейся в небо неоновой вывеской, мимо проплыли корпуса бисквитной фабрики, поодаль видны неуклюжие черные глыбы старых ангаров аэродрома Ла Гардия. Далее, в некотором отдалении от шоссе, протянулись жилые кварталы Куинса с однотипными невзрачными 5-6-этажными домами.

Распластав уходящие в стороны асфальтовые рукава, автострада вдруг взметнулась ввысь, и на открывшемся впереди фоне городского зарева перед нашими глазами предстали, как надгробные памятники, черные силуэты нью-йоркских небоскребов.

Это было величественное и вместе с тем жутковатое зрелище.

Сделав несколько кругов по «висящей» на стройных железобетонных столбах пологой эстакаде и на мгновение задержавшись перед будкой чиновника для уплаты дорожного сбора, мы круто ныряем в длинный, отделанный желтым кафелем туннель и, пролетев через его ярко освещенное нутро, вскоре оказываемся в центральной части Нью-Йорка — на Манхаттане. Пересекаем несколько тускло освещенных параллельных улиц и наконец въезжаем в полосу ярчайшего света. В первый момент свет ослепляет нас и заставляет жмуриться.

Световая стихия вокруг нас прыгала, металась, кружилась, собиралась в причудливые ожерелья, выстраивалась в строгие линии, исчезала и вновь появлялась, чтобы с новой энергией повторить свою огневую пляску. Огней было так много, что, казалось, в воздухе пахло гарью.

Мы не спрашивали, куда мы попали. Слава этой улицы давно вышла за пределы Нью-Йорка и Америки. Перед нами, коверкая строгую прямоугольную планировку Манхаттана, извивался 30-километровый Бродвей. Эта улица притягивает к себе по вечерам массу народа. Если боковые улицы почти безжизненны в эту пору, то на Бродвее всегда большое оживление.

Небоскребов не было видно. Их присутствие угадывалось лишь по массивным каменным основаниям. Сами они были где-то по ту сторону светового барьера, и их исполинские силуэты исчезали в густой черноте октябрьского неба.

Некоторое время мы молча наблюдали причудливую игру белого, красного, синего, желтого, лилового, оранжевого, зеленого. Но, когда световые трюки стали повторяться, и в особенности после того, как мы ознакомились с содержанием некоторых реклам, наше настроение радостной возбужденности постепенно стало исчезать. Мы почувствовали во всей этой рекламно-световой изощренности какое-то веселье от отчаяния, какой-то надрывный световой вопль.

Реклама просила, настаивала, умоляла…

Наше внимание привлекли ярко освещенные витрины, где с застывшим выражением благожелательного равнодушия на лицах стояли и сидели элегантно одетые манекены. Функции уличных фонарей с лихвой выполняли витрины и световая реклама.