По имени Шерлок. Том 3

Вдруг, женщины, хлопотавшие над лежащей на траве владелицей погорелого театра, то есть шатра, расступились, и она резко села, открыв глаза. Первое, на что упал взгляд, было весело полыхающее пламя костра. Несколько секунд посмотрев на остатки своего жилища, женщина, не меняя выражения лица, сказала:

— Вот так происходит всегда, когда появляются белые люди — кровь, разрушения, огонь, боль.

— Простите, мне очень жаль, что так произошло…

— Друзья белого господина разрушили дом мамбы, но белый господин спас ее толстую шкуру от отметин, которые могло бы оставить пламя. Мамба сохранила свою красоту и благодарна белому господину.

Я подошел к женщине и вложил в ее руку пять золотых монет. Тут на эти деньги она смогла бы построить себе тростниковый дворец.

— О, белый господин еще и щедрый. Впрочем, он не отличается от остальных белых господ, думающих, что их грязные деньги помогут исправить сотворенное ими зло.

— Еще раз простите, — честно, мне было ужасно неудобно и стыдно. Оставалось только надеяться, что я сейчас не стоял красный, как рак.

— Белый господин еще и не понимает шуток, впрочем, как и все остальные белые люди. На эти деньги мамба сможет купить половину этого чертового городка, а этот сброд сделать своими рабами. Даже жаль, что папаша Легба никогда не позволит жить так, как любят белые.

Какой папаша ей не позволит? А, впрочем, какая разница, сейчас меня волновал совсем другой вопрос:

— Уважаемая мамба, нам помешали, и я не услышал всего, что вы хотели мне сказать. Можно нам продолжить или повторить?

— Нет. Мамба говорит с людьми один раз, если белый господин не услышал, что ему предназначено — это его судьба. А уж та, что с ним говорила, и вовсе приходила, не спрашивая на то разрешения, и ушла тоже по своей воле. Мамба ей не хозяйка.

— Так, уходим, быстро, — Теннисон закончил перевязывать раненого, который сейчас уже вполне уверенно стоял на собственных ногах, хоть и опирался на ближайшее дерево. — Забирайте его, леди, — он кивнул на Донни.

Марисса не стала возражать, подхватила Донни под руку. Вслед за уверенно и быстро шагающим наемником, мы покинули злополучную площадь. К счастью, никто не пытался нам препятствовать или преследовать.

Наемник повел нас совсем другой дорогой и, на этот раз, не пересекая района нищих лачуг местных жителей, мы каким-то образом вышли практически к гостинице. Очень интересно. Выходит, вести нас именно так, как мы сюда шли — не было никакой необходимости. На всякий случай, запомнив этот факт, я снова мысленно вернулся к словам, услышанным от негритянки. И, кстати, откуда она тут взялась? Явно же не местная…

Итак, что так говорила старуха? Что-то о внешнем, не всегда определяющим внутреннее. Что ж так размыто все, да еще и дослушать не дали…

Портье при виде нашей потрепанной команды окаменел лицом, но ключи от номеров выдал молча. К моменту, когда мы добрались до гостиницы, Донни уже вполне пришел в себя, и теперь зыркал на Теннисона с явной неприязнью. Нос его, между тем, синел и распухал прямо на глазах.

— Надо на место ставить, — равнодушно бросил наемник, кивнув в сторону Донни, который с явным огорчением рассматривал в зеркало пострадавшее лицо.

— Сможете? — подняла на него глаза Марисса.

— А чего тут мочь то, секундное дело.

— Что? — Донни отпрянул от подошедшего к нему Теннисона, — что это он собрался делать? Добить меня хочет?

— Слушайте, мистер. Вы, из-за своей глупости это затеяли, и еще неизвестно, чем могло закончиться. А за удар не обижайтесь, заработали. Так что теперь терпите!

Мужчина ухватился за многострадальный нос и, резко дернув, поставил его на место. Раздался громкий вопль, из глаз Донни хлынули слезы, кровь залила и так уже далеко не белую сорочку. Негромко ругаясь себе под нос, тот отправился в ванную умываться, Марисса же побежала добывать лед.

— Так это вы его стукнули? Что произошло то?

— То, чего и следует ожидать от таких наивных и прекраснодушных юнцов, когда речь заходит о женщинах, — наемник сплюнул прямо на ковер. — К леди пристал один из подгулявших матросов. Даже не то, чтобы пристал, скорее, выразил восхищение ее красотой.

Кажется, я начал понемногу понимать.

— Выразил восхищение? Очевидно, несколько грубовато?

— Это матросы, мистер Браун, они по-другому и не могут. Но ваш друг решил, что его даму оскорбили, и он решил вступиться за ее честь. Он ударил парня по лицу, а тот возьми, да и вытащи нож. А наш парнишка ухватился за револьвер. Вот тут-то я понял, что дело плохо, и надо вмешиваться серьезно. Ну и вырубил обоих. Одному, видите, нос случайно сломал, а второй в эту чертову хижину улетел. Как бы теперь мамаша Жозефа меня не прокляла…

— А второй, который раненый, откуда взялся?

— А, ну это дружок того, первого, подскочил. Я, когда к вашему другу наклонился, чтоб проверить, не убил ли, этот гад на меня сзади с ножом и набросился. Вот его-то как раз леди и полоснула, да так ловко. Просто профи.

— Ага, она у нас такая, — машинально ответил я, пытаясь вспомнить, что насторожило меня в словах Теннисона. А, вот! Мамаша Жозефа!