Машины въехали в деревеньку. Слева и справа замелькали перекошенные домики. Большинство ― без стекол в ветхих рамах. Куда ни кинь взгляд — полная разруха. Провалившиеся во внутрь зданий крыши. Заросшие бурьяном дворы. На различной стадии гниения деревянные заборы. Столбы с обрывками проводов.
Одичавшие собаки с безнадежным видом долгое время преследовали их машины.
— Господи! Царство старика Кощея! А ведь здесь когда‑то жили люди! — весело воскликнул Свят. Даже столь плачевное зрелище не могло испортить его настроения.
Зеленая «шестерка» остановилась возле добротного дома, облицованного белым кирпичом. Таких, похожих на нормальное человеческое жилье, на всю деревню было не больше пяти. За высокими металлическими воротами, в глубине двора, виднелась крыша большого гаража. Свят услужливо помог хозяйке распахнуть створки ворот, и обе машины легко разместились на огромном бетонном пятаке перед домом.
— Чем еще могу помочь? — Свят, прикрыв ворота, подошел к «Жигулям», тряхнул головой и поморгал глазами — «шестерка» двоилась: «Чертово похмелье!»
— Нет. Больше ничего, — улыбнулась Алена и, достав из салона маленькую, в тон шлепанцам и тюрбанчику, женскую сумочку, пригласила его жестом проходить вглубь двора.
Свят посмотрел на нее, на «Жигули», заглянул в пустой салон и удивленно пожал плечами:
— Ну, если вы больше ничего не хотите… Готов следовать за вами, Алена, хоть на край света.
— А за край? — Она призывно улыбнулась.
— Охотно. Прямо сейчас. Без тени сомнения. Задайте нужное направление, и я весь ваш.
— Тогда пройдемте в беседку. Это, конечно, не так романтично и не так далеко, но зато там удобно и приятно. Я еще кофе налью. Вижу, есть необходимость. Вы не против?
— Аленушка… Разрешите я вас буду называть так?
— Конечно. Я люблю свое имя.
— Как я могу быть против кофе, Аленушка, поданного этой рукой?
Свят прошел через двор и тяжело сел на деревянную лавку из свежеструганных досок, в тени молодых побегов винограда. Локти положил на столик, стоящий посередине беседки, и обхватил руками голову. Она налилась свинцом и ныла: «У–у-у–у-у! Все, надо завязывать. Вроде, и водка вчера нормальная была. И не мешал ничего. Возраст, наверное, уже не тот. Раньше ― литрами, и ничего, а теперь… Ох–хо–хо–хо–хо… Было время, нынче грустно, и не тот теперь расклад. Почему именно сегодня, когда я встретил Аленушку? Как это сейчас не в тему».
Появилась с уже знакомым термосом Алена. Протянула полную чашку спасительного напитка. Присела рядом. Улыбнулась ободряюще:
— Теперь можно и о ремонте поговорить. Я уже позвонила дяде Коле… Николаю Степановичу. Это наш умелец. Он скоро приедет. Скажет, сколько по времени и по деньгам. Я с ним рассчитаюсь прямо сейчас, еще и за срочность добавлю. Так что все будет в порядке. А вы пока у нас погостите. Хорошо?
— Вы просто чудо. Конечно, я согласен.
Вячеслав покосился на ее высокую грудь, быстро отвел взгляд и, поперхнувшись кофе, закашлялся. Перед глазами поплыли радужные круги. Алена ласково и заботливо положила руку ему на плечо и заглянула в глаза, словно пытаясь увидеть в их глубине душу.
Свят вздрогнул всем телом, словно от удара электрическим током. Прикосновение было трепетным и нежным, взгляд призывным, запах дурманящим и сбивающим дыхание. Он смешался, в такое быстрое развитие сюжета сознание верить отказывалось:
— Алена, не будете возражать, если я закурю? Люблю, знаете ли, кофе с сигаретой. Студенческая привычка. — Он потянулся за сигаретами в карман, она убрала руку с плеча и отстранилась, Святу сразу стало легче. — Как вы тут живете с братом? В такой глухомани?
— Нельзя сказать, чтоб нормально. Но это очень давняя история. Если хотите, я могу рассказать.
— Безусловно. Очень хочу, — с излишней горячностью закивал Вячеслав и опять почувствовал невыносимую боль в затылке и висках.
— Называется это сказкой о Трех Слонах. Но предисловие звучит менее интригующе. Имя ему «Третье». — Алена внимательно посмотрела в лицо Святу.
— Я весь обратился в слух, — заметив ее взгляд, улыбнулся он, выпуская дым вверх, в конический свод беседки. — Мне, действительно, очень интересно.
— Итак, «Третье», или «Начало», — она еле слышно вздохнула и заговорила тихим, монотонным, как журчание ручья, голосом: