— Чем, уточнять не буду. — Тихон прикурил сигарету от предыдущей, глубоко затянулся и поинтересовался. — Петрович, ты что, за погоны боишься?
— За голову! — Смирнов тоже закурил и ответил уже спокойней: — За обе. За твою, кстати, тоже. Что‑то пакостное в этой истории присутствует. Гадкое. Но не то, о чем ты говоришь. Не то. Нюхом чую. А ты как?
— Пока никак. Мой нос пока молчит. Текучка бандитская засасывает, — усмехнулся Тихон. — Все будет путем. Разберемся. Нет ничего тайного, что поздно или рано не становится явным. Давай прощаться, Петрович. Пора мне. Счастливо, — он протянул, прощаясь руку.
— Успехов тебе, Олег. Если не будет ничего срочного, встреча по графику.
Выйдя из ресторана, Тихон взглянул на вывеску китайского общепита с яркими драконами и не удержался:
— Таки накормили всякой дрянью! Не пойду больше на встречу в такое место, а будут настаивать — подам рапорт на имя генерала!
«Кобзарь»
Фрол неторопливо дожевал последний кусочек свиной отбивной, положил вилку и нож на «пять часов», показывая тем самым официанту, что прибор можно уносить. Неторопливо вытер губы салфеткой и, немного подумав, все‑таки доел последний вареник с картошкой из керамического горшочка, расписанного веселым украинским орнаментом. Выплеснул остатки водки из графина в рюмку, а оттуда в рот и запил грейпфрутовым соком.
Шумно выдохнул, достал из пачки сигарету, клацнул зажигалкой, выпустил клуб дыма и неторопливо огляделся. Ресторан «Кобзарь» жил своей обычной жизнью. Народ пил пиво, кто‑то так же, как и он, уже водку, несмотря на то, что время было еще далеко не вечернее.
Справа слышалась немецкая речь, слева что‑то мяукали по–своему китайцы. Украинский ресторан, расположенный в центре города, пользовался спросом у иностранных гостей столицы. Причем, не столько из‑за месторасположения, кабаков в центре не мало, а скорее, благодаря оформлению и ассортименту блюд.
Летняя терраса, стилизованная под украинское подворье, огорожена тыном, сплетенным из виноградной лозы. На кольях, выполняющих роль крепежных столбиков, красуются расписные глечики. На декоративном заборчике и барной стойке висят гирлянды сушеных овощей и специй. Повсюду вышитые крестиком национальные рушники и салфетки.
Затейливые картинки, написанные маслом в стиле а ля «Диканька». Глиняные маски героев народных преданий и сказок. Несколько деревянных колес от доисторических крестьянских телег. На бутафорской печи стоят в торжественном беспорядке трехлитровые бутыли с маринованными огурцами, помидорами и перцем. Тут же висят сплетенные в косички гроздья репчатого лука. Тема главного наркотика страны хохлов — сала присутствует везде, где только возможно.
Мальчики и девочки из обслуживающего персонала одеты в национальные костюмы. Первые — в огромные шаровары ярко красного цвета, подпоясанные широкими синими кушаками, и белые вышитые рубахи. Вторые — в коротенькие нарядные юбочки такого же ядовито–красного цвета, узорчатые фартуки и ослепительно–нарядные белые блузы. Хлопцам, правда, не хватает бравых длинных чубов — оселедцев, но это можно пережить.
Пообедал Фрол нехотя, через силу, аппетита не было. Но поскольку он пришел в этот ресторан за час с небольшим до назначенной встречи, ничего не оставалось, как заставить себя поесть. Да и по времени было уже давно пора. Почему сопротивлялся организм, непонятно. Уже пробило четыре часа дня, а завтракал он сегодня в десять. Не в украинской же кухне, в конце концов, дело?
— Что‑нибудь еще? — симпатичная девочка в расшитой блузе, красной коротенькой юбочке, узорчатом фартуке и с пестрыми лентами в черных, как украинская ночь, волосах требовательно смотрела на посетителя. Она собрала использованную посуду и теперь держала эту гору в хрупких ладошках не без риска перевернуть ее на Фрола.
— Кофе, натуральный, без сахара, — быстро сделал заказ Фрол и непроизвольно отодвинулся от грязных тарелок. Она состроила непонятную гримаску на юном личике, что‑то невыразительно хмыкнула в ответ и загремела посудой по дороге к барной стойке.
Что Фролу нравилось в этом заведении, так это требовательность обслуживающего персонала. При общении хоть с официантом, хоть с официанткой складывалось устойчивое впечатление, что ты им что‑то должен. Причем, уже давно и по–серьезному.
Поэтому лучшими халдеями он здесь считал тех равнодушных существ, что дефилировали с выражением зомби на лицах и не реагировали ни на какие внешние раздражители, в том числе, и на призывные окрики посетителей. Совершенно не был понятен смысл их работы в данном заведении общественного питания. Но это совсем не говорило о том, убеждал себя Фрол, что его не было вообще.