По лезвию ножа, или в погоне за истиной

— Что-что… Не отпускает тебя наставник твой. А ты говоришь, легко. Это, брат, война у нас началась, самая настоящая, а ты не то что без оружия, так еще и израненный до предела. Ну ничего, у нас Главнокомандующий всемогущий! Если Бог за нас, то кто против нас! Начнем, Николай! — я вместе со священником встал перед иконой, и отец Николай начал читать вступительные молитвы Таинства Покаяния. Закончив, он сел на стул, а меня попросил встать рядом на колени. Исповедь началась. Это был самый настоящий бой! Бой за мою душу. Не один раз я терял сознание, но священник был неумолим, он отражал нападения молитвой, святой водой, освященным маслом и Крестом. Он всячески помогал мне наводящими вопросами, разъяснениями сути тех или иных поступков, уточнением обстоятельств конкретных событий. Ни разу батюшка не повысил голос, ни жестом, ни словом не укорил меня, но только искренне сострадал несчастному старику, которым я стал в тридцать с небольшим лет.

На голову Николая легла епитрахиль и прозвучала заключительная молитва. Исповедь закончена.

Николай, казалось, в изнеможении опустился на пол и, облокотившись локтями на диван, положил голову на руки. Отец Николай сначала подумал, что ему опять стало плохо, но через мгновение он увидел глаза Николая. Эти глаза светились счастьем, внутренней тихой радостью. Казалось, что бывший Зергос помолодел лет на тридцать.

— Спасибо, отец, спасибо! — шептали мои губы. — Господи, слава Тебе! Я никогда не чувствовал себя таким… таким… — долго не мог я найти подходящее слово, — СВОБОДНЫМ! Я свободен! Господи, какой же груз Ты снял с моих плеч! — я на коленях подполз к сидящему на стуле священнику и, задрав полу его подрясника, начал целовать ботинки. Батюшка даже не сразу опомнился, но настойчиво поднял меня с ног:

— Коля, что ты делаешь, перестань!

— Отец, вы не представляете, что со мной произошло! Я теперь чувствую, что я — это я! Даже не знаю, как вам объяснить, но после того, как я впервые услышал внутренний голос Наставника, меня не покидало ощущение внутренней раздвоенности. Во мне жил чужой, как в кино. Он не только действовал на меня физически, но еще и вторгался в мои мысли. Его голос был все настойчивее, а моя воля все сильнее подавлялась.