– Как получится. Я торт куплю, отметим Генкин приезд, – махнув рукой, Люська начала переходить дорогу.
Гулял я минут двадцать, а вернувшись домой, планировал сразу приступить к работе. Не тут-то было. Мама и Инга пили кофе в гостиной. Наш шофёр Павел относил в машину многочисленные чемоданы.
– Глеб, где ты ходишь? – как всегда перед поездкой мама была немного взвинчена и недовольна.
Тётка блаженно улыбалась. Конечно, мелькнула мысль, она счастлива, что на протяжении месяца не увидит и не услышит Райку. Вот уж действительно отдохнёт по полной программе.
Стоило подумать о Райке, как её хитрющая физиономия показалась из-за спинки кресла.
– У меня ощущение, я что-то забыла, – сказала мама, кивнув на большой чемодан, который пытался сдвинуть с места Павел.
– Меня! Вы забыли меня, – крикнула Райка. – Я тоже хочу полететь в Кубу.
– Правильно говорить «на Кубу», – всё с той же блаженной улыбкой отозвалась Инга. Наверняка, мысленно она уже лежала на пляже и грелась в лучах жаркого кубинского солнца.
– Плевать, как правильно. Хочу и на Кубу и в Кубу!
– Зайка, мы, кажется, обо всём с тобой договорились, – Инга обошла кресло, села на подлокотник и посмотрела на дочь. – Когда я вернусь, мы поедем в Воронеж, к бабе Зине.
– Баба Зина чокнутая, и в Воронеж я не хочу. У бабы Зины паучий дом. В комнате в углах полно паутины, и пауки прямо по стенам ползают. Баба Зина ни черта не видит, и говорит, что это не пауки, а мебельные жучки. Гадость какая! И сама баба Зина на мебельного жучка похожа. Короед в косынке!
– Зайка, ты опять выражаешься, – Инга посмотрела на часы, затем бросила нетерпеливый взгляд на маму.
– Определённо, я что-то забыла, – простонала мама и подошла к Павлу. – Сколько чемоданов ты отнёс в машину?
– Шесть. Это седьмой. Последний.
– Всё верно, – кивнула мама. – Что ж, Глеб… мы поехали.
– Окей, – улыбнулся я.
– Следите за Раей. Она полностью на вашем попечении.
– Вот ещё, – топнула ногой Райка. – Незачем за мной следить.
– Зайка, веди себя хорошо, – Инга поцеловала дочь и поспешила выйти на крыльцо.
Мама выбежала вслед за сестрой. Через пять минут мне пришло сообщение: «
Убрав телефон, я подмигнул Райке.
– Ну что, Раиса Борисовна, теперь ты в полной нашей власти. Марш в комнату. До обеда не выходить. Ты наказана!
– Дядь Глеб…
– Это не обсуждается. А начнёшь возмущаться, отправишься в гараж – мыть машину.
– Дурацкие правила, дурацкий дом, – ворчала Райка, поднимаясь по лестнице. – Всё здесь дурацкое, и родственники у меня…
– Я все слышу.
– Уши у тебя большие, поэтому и слышишь. Дурацкие уши, дурацкая лестница и ковер в коридоре дурацкий!
Глава третья
Странные звуки в ночи
Будь я писателем, постоянно думалось мне в моменты набора текста, я бы писал просто и доступно. Не в пример Иннокентию Ивановичу. У него своеобразная манера изложения собственных мыслей, тяжеловесные предложения, которые растягиваются на полстраницы, многочисленные нестыковки. И всё это сдобрено толстым слоем авторских отступлений и никому не нужных размышлений.
Раньше старик писал книги исторические, копался, как он сам выражался, в прошлом. Для меня историческая тематика скучна и малоинтересна. Не мой жанр. Я не особо вникал в смысл написанного Иннокентием Ивановичем, машинально набирал текст, борясь с зевотой.
Ни с того ни с сего Иннокентий Иванович, на дух не переносивший современную художественную литературу, решил написать повесть. И почему-то подростковую. Помнится, ещё совсем недавно он ругал всех без исключения авторов, называя их бездарными, ленивыми и потенциально опасными для общества. Художественная литература, если речь не шла о классике, приравнивалась к низкосортному бульварному чтиву. И вдруг такой поворот. Я до конца так и не понял, Иннокентию Ивановичу захотелось пополнить ряды тех, кого он не переносит, или доказать им же, что он лучше?
Скажу честно, идея старика написать повесть, где главные герои старшеклассники, показалась мне неудачной шуткой. Возможно, я неправ, но когда тебе за восемьдесят, ты ненавидишь всех, кто моложе сорока и совершенно ничего не знаешь о современной молодёжи, писать подростковую повесть, по меньшей мере, странно. Если не сказать больше.
Но Иннокентия Ивановича не страшат трудности. Он вообще вбил себе в голову, что его книга совершит переворот в литературе. И я, разумеется, должен был ему в этом помочь. Вопрос – как? Ответ старика меня сильно удивил. Оказывается, я обязан ввести Иннокентия Ивановича «в курс дела». Это значит, помимо набора текста мне предстояло рассказывать, чем и как живут мои ровесники. Как и о чём говорят, что любят, кого ненавидят, какие книги читают, какое кино смотрят, каких кумиров себе создают.
Общение со стариком превратилось в пытку. Чтобы я ни сказал, Иннокентий Иванович воспринимал сказанное в штыки.