По-настоящему

– Так… Самолёт завтра в 11 утра…

Мама подошла ко мне. Обняла. Из глаз брызнули слёзы, я плакала, плакала и никак не могла остановиться.

– Солнышко, всё будет хорошо, – ласково говорила мама. Точь-в-точь как в детстве, когда я разбивала коленку или ругалась с подружками… Только теперь мне не становилось легче от её слов.

19 июня 2000 года

Стёпин самолёт улетал в 11 часов. Я приехала в аэропорт в 7.30. Вместе с Димой. Он привёз меня и мужественно готовился ждать в машине, пока я попрощаюсь со Стёпой.

Утром я не могла есть. Меня трясло, и Димка чуть ли не силой влил в меня чашку кофе. Я сто раз проверила, взяла ли с собой подарок для Стёпы: купила ему маленькую иконку святого Стефана. От почти незаметных капелек моросящего дождя волосы моментально пришли в естественное состояние, проигнорировав все мои попытки уложить их хоть в какое-то подобие причёски. Я надела джинсы и удобные туфли без каблуков. Дима, придирчиво осмотрев мня со всех сторон, изрёк: «Маленькая ты какая стала, Птишка…» В другое время я бы рассмеялась, но сегодня не могла выдавить из себя даже намёка на улыбку.

Мы столкнулись со Стёпой и его родителями в дверях аэропорта. У Стёпы были такие глаза… Влажные и дождливые, как будто он вот-вот расплачется. Димка выпрыгнул из машины помочь Стёпиному папе с чемоданами. Мы обнялись. Без слёз и всхлипываний, но так крепко и больно, как, наверное, обнимаются все влюблённые перед разлукой.

Возле стойки регистрации на рейс была очередь. Анна Васильевна и Сергей Викторович отправились «стоять», а мы всё не могли оторваться друг от друга. Наконец я осторожно освободилась из Стёпкиных объятий и вынула из нагрудного карман свёрток с иконкой.

– Пусть он хранит тебя.

Стёпкины глаза грустно улыбались.

– Спасибо, – прошептал он. – Помнишь, что ты обещала мне, Риша?

– Что?

– Что, если разлюбишь меня, скажешь сразу.

– Я не разлюблю тебя.

– Всё может быть.

– Скорее это ты увлечёшься какой-нибудь московской барышней.

– Никогда. Я буду писать тебе каждый день.

– У тебя есть мой адрес? – спохватилась я.

– Я назову его, даже если ты меня ночью разбудишь, – улыбнулся он. – Мы хотим купить в Москве мобильный телефон. Я буду звонить тебе часто-часто.

Я вздохнула.

– Риша, если все будет хорошо, то через год мы будем улетать в Москву вместе. Я сделаю для этого всё, что зависит от меня. Я люблю тебя.

– А я люблю тебя.

Боже мой, я всё-таки это сказала… Никогда не забуду его глаза в эту минуту.

– Стёпа! Скорее! – Анна Васильевна звала Стёпу на регистрацию документов. Он потянул меня к стойке.

– Девушка, ваш паспорт давайте, – деловито бросила женщина в грязно-серой кофте, регистрировавшая пассажиров.

– Зачем, я же не лечу, – растерялась я.

– Ой, простите. Думала, вы все вместе, – усмехнулась та. Стёпа стиснул мою руку.

Чемоданы сданы, посадочные талоны получены. Стёпа с лёгким рюкзаком, его мама с маленькой сумочкой и папа с газетой под мышкой выстроились возле стеклянной двери в зону личного досмотра.

– Ну, Мариночка, до свидания. Я в августе прилечу на пару дней, к сестре, сразу тебе позвоню, – сказала Анна Васильевна, обнимая меня. Как она говорила! Так ласково, как будто я уже её невестка. – Давай пошепчемся две минутки. Мальчики, извините нас.

И мы отошли в сторону.

– Мариша, ты меня извини, я не хочу вмешиваться ни во что… Просто прошу. Ты Стёпку не обманывай. Если ты вдруг поймёшь, что тебе хорошо и без него, лучше скажи честно, ладно? Он не переживёт предательства.

– Анна Васильевна, я его очень люблю, – по моим щекам внезапно потекли слёзы. – Я обещаю вам, клянусь, что буду честной.

Мы вернулись к ожидавшим нас Стёпе и Сергею Викторовичу. К ним присоединился и Дима. Мужчины о чём-то оживлённо беседовали, и только Стёпа молчал, напряжённо глядя на меня.

Им пора было идти. Но я не могла отпустить его. Мне было физически больно расставаться. Мы снова обнялись и поцеловались таким печальным, долгим, тягучим поцелуем, что у меня закружилась голова. Кто-нибудь, скажите мне: зачем всё это? Почему надо расстаться на год, если единственное наше желание – прожить вместе целую жизнь? Я не понимаю, не понимаю…

Он ушёл за стеклянную дверь, а я смотрела, как Стёпа кладёт на ленту свой рюкзак и проходит в накопитель. Слёзы катились по щекам, но я не чувствовала их. Димка вывел меня во двор, посадил в машину, принёс воды. Мы молча сидели в машине ещё час или даже больше, и, когда я слышала шум двигателей взлетающих самолётов, моё сердце сжималось от тоски.

«Он улетел, но обещал вернуться…»[14]

Как это, оказывается, больно!

– Димка, Димка, ну почему?

– Так бывает, Риша, так бывает…

21 июня 2000 года

Стёпа звонил мне уже дважды. Я заметила, что, когда наш телефон принимает междугородний вызов, он звонит как-то по-особому, и сразу ясно – это издалека. Это мне. Это Стёпка…