По нехоженой земле

Вот он потянулся к столику за книгой. Рядом лежал брошенный мною конверт от письма, которое принесли мне в вагон. Сосед остановил взгляд на адресе. Потом начал присматриваться ко мне. Выражение его лица не изменилось. Наконец, он заговорил:

— Вы Ушаков?

— Да.

— Тот, который был на острове Врангеля?

— Да.

— Скажите, ваш проект Североземельской экспедиции утвержден?

— Надеюсь, что да. Принят Правительственной Комиссией и представлен в СНК. А вы кто такой и почему это вас интересует?

— Видите ли... Давайте знакомиться... Моя фамилия Урванцев...

— Тот, который работал на Таймырском полустрове? — перебил я.— Слышал, знаю. Хотел вас увидеть.

В завязавшемся разговоре я узнал подробности о моем собеседнике. Николай Николаевич Урванцев родился в 1893 году, в 1918 году окончил по горному отделению Томский технологический институт и получил звание геолога. В следующем году он уже работал над изучением геологии устья реки Енисея, и с этого времени Енисейский Север и Таймырский полуостров стали постоянным районом экспедиций Урванцева. В 1920—1922 годах он вел разведочные работы на Норильском месторождении.

Летом 1922 года Урванцев проделал лодочный маршрут по реке Пясине и побережью Ледовитого океана от устья Пясины до Гольчихи в устье Енисея. При проведении этой экспедиции он нашел на побережье почту Руала Амундсена и останки одного из двух погибших норвежцев, посланных Амундсеном на остров Диксон с корабля «Мод», во время зимовки в 1918 г. у берегов Таймырского полуострова.

За проведенную в этой экспедиции работу Урванцев был награжден Географическим обществом медалью Пржевальского и именным подарком Норвежского правительства. В 1923—1926 годах он снова руководил разведочными работами на одном из норильских месторождений. За три месяца до нашей встречи он вернулся из экспедиции в Хатангский и Таймырский районы, где прошел на лошадях, оленях и моторной лодке более 8 тысяч километров.

Понятно, что, занимаясь одиннадцать лет изучением геологии Таймырского полустрова, Урванцев не мог не интересоваться Северной Землей, являющейся как бы естественным продолжением этого полуострова. Он сам собирался через год организовать на Северную Землю экспедицию.

Мой план экспедиции его полностью удовлетворял и, по его выражению, во многом совпадал с его собственным. Урванцев, как и я, был сторонником взгляда, что с первычным исследованием таких труднодоступных районов, как Северная Земля, лучше справится небольшая, легкая и подвижная экспедиция с минимальным количеством хорошо подготовленных людей. Всю ночь мы проговорили об Арктике. Я убедился, что мой спутник знал север, обладал разносторонней эрудицией, так необходимой в экспедиционных условиях. То, что его навыки полевой работы—-передвижение на лошадях по тайге, на моторной шлюпке по рекам и на оленях по тундре — отличались от передвижения по льдам на собаках, меня не смущало. Я был уверен, что смогу провести любого человека, следующего за моими санями, по любой дороге в Арктике. К тому же освоить самостоятельную езду на собаках при желании не так уж трудно. Во время беседы мы убедились, как мы оба любим Арктику, и это стало основой наших дальнейших отношений. Урванцев показался мне тем человеком, который и нужен был для экспедиции. Подъезжая к Москве, я предложил Николаю Николаевичу продолжить нашу совместную поездку до Северной Земли и тут же получил его согласие.

Так появился второй участник Североземельской экспедиции.

В Москве мы узнали, что план экспедиции утвержден правительством, и немедленно приступили к ее снаряжению.

А теперь мы остаемся на безымянном островке. Николай Николаевич знает север и ясно представляет наше положение в будущем. Он торжественно сосредоточен, как человек, вступающий в новый ответственный этап своей жизни.

На корме с румпелем в руке сидит радист Вася Ходов, самый молодой член нашей экспедиции.

Когда вопрос о снаряжении экспедиции на Северную Землю был решен, слух о ней быстро разнесся по всей стране. Посыпались предложения. Они шли из больших городов и из глухих деревень. Смелыми людьми наша страна богата. Предлагали свои услуги и ученые, и рабочие, и крестьяне. Больше всего заявлений поступало от молодежи. Сколько здесь было горячих писем с просьбой взять в экспедицию! Можно было бы организовать не одну, а десять экспедиций. Но нам нужно было всего два человека. Из них только один по характеру своей работы мог быть представителем славного молодого поколения. Выбор пал на Василия Васильевича Ходова.

Ему только недавно исполнилось восемнадцать лет. Он рослый, плечистый и крепкий. Но у него еще по-юношески припухлое лицо, еле пробивающиеся усики. А его биография поместилась на половине листа из ученической тетради в клеточку. Поэтому мы не можем звать его иначе, как Васей.