По нью-йоркскому времени

Вряд ли он что-то понял тогда. Но был потрясен.

Вокруг многочисленных «чаш» сгрудились брокеры. Беспрестанно орали, делая пальцами какие-то знаки. Мчались к телефонам, срывали трубку, а то и сразу две, и, быстро о чем-то переговорив, отбегали к компьютерам. Сотни телефонных проводов тянулись через проходы. Парни что-то записывали на бумажки и, на ходу вешая телефонные трубки, снова неслись к «чашам». Протискивались, вскидывали руки вверх. Five millions! No! Yes! Кто-то пробирался к клеркам, втискивал им бланки, клерки пропускали эти бумажки через маленькие машинки, которые эти бланки штемпелевали.

Крик уплотнялся, густел. На огромном экране к американским бомбардировщикам подвешивали бомбы; где-то на Ближнем Востоке горели нефтяные скважины; вооруженные повстанцы в какой-то банановой республике захватывали президентский палаццо… Мировые штормы и бомбежки взрывали и сотрясали биржу Уолл-стрит. 

Возле маленькой елочки в центре зала резвились детишки, приведенные папами. Взрослым до них сейчас не было никакого дела, что детей вполне устраивало. Они прыгали, запускали в воздух бумажных голубей.  

          А Михаил проталкивался, поднимая над головой длиннющие телефонные провода. Он бывал на стадионах. На парадах. На рок-концертах. Но там тупая толпа выплескивала эмоции. Здесь же шла война. И каждый сражался за себя. За свои доллары. 

          Ударил гонг. В воздух взлетели тысячи разорванных бумажек – несостоявшихся сделок. Из динамиков мужской голос поздравил всех с Новым годом. Пожелал счастья. Напомнил, что торги закончились, пора расходиться. Но еще долго слышались крики, парни еще срывали трубки телефонов, толпились у регистрационных машин. Сидели на полу, обхватив свои головы руками. Кто-то улыбался, у кого-то из глаз катились слезы, ценою, быть может, в миллион долларов за слезинку…     

ххх

          Побродив по коридорам, Михаил зашел в кафе. Заказав сэндвич, примостился там за столиком. Жевал сэндвич, хмурился.

          Несправедливость, однако! Какой-то безграмотный негр здесь подметает пол и получает двадцать долларов в час. Плюс акции, медстраховка, отпуск. Уж не говоря о брокерах, которые в секунду проворачивают миллионы.

А что же он, Михаил? Проливает пот на стройках и получает всего десять долларов в час. И нет у него никаких акций, никаких отпусков. В их бригаде о бирже Уолл-стрит говорят, как о чем-то, существующем невесть где, на другом конце Земли. Кто-то читал статью в русской газете, кто-то слышал жуткую историю про брокера, покончившего с собой. Иммигрантские мифы! Перед глазами Михаила поплыли зашпаклеванные стены, банки с краской, короткие перекуры на опрокинутых ведрах… Жалкая, убогая жизнь! Мелкие интересы, мелочные заботы. Как будто непреодолимая пропасть пролегает между грохочущим Манхэттеном и затхлым мирком бруклинских маляров-иммигрантов.

Может, попробовать устроиться на биржу... уборщиком? Михаил хмыкнул, и две мрачные складки залегли в уголках его рта.      

          – Прекрасный сегодня день! – сказал молодой рыжеволосый мужчина в курточке брокера, сидящий с Михаилом за одним столиком.     

          – Да, отличный день, – согласился Михаил.   

          – Ты откуда родом? – спросил рыжий.

          – Из Бруклина, – пошутил Михаил.  

          Собеседник оценил шутку.

– Мои предки тоже когда-то приехали из России в Нью-Йорк и осели в Бруклине. Моя кузина живет там до сих пор. Иногда приезжаю туда. Кругом синагоги, иешивы, все кошерное. Нищета, грязь, бедные детишки пускают в лужах кораблики… азохун вэй, – закончил он на идиш и не без иронии сокрушенно покачал головой.     

          Они засмеялись, посмотрев друг другу в глаза. И как будто между ними возникло мгновенное взаимопонимание.         

           – Тебя как зовут?

          – Майкл.

– А меня – Джеффри. У тебя, Майкл, отличный английский, – он отпил из стаканчика пепси.

Пальцы его были толстые и сильные, с отчищенными ногтями. Михаил вдруг представил, как эти пальцы напряженно, словно наэлектризованные, несколько часов подряд изгибаются, показывая специальные знаки.           

– Тяжелая работа брокера. Я бы, наверное, не смог, – признался Михаил, польщенный комплиментом о своем английском.    

– Да, работа нелегкая. Только мы – не брокеры. Мы – floor-traders – торгуем акциями в зале биржи.     

– И долго нужно учиться, чтобы стать floor-trader?

– Нужно закончить Гарвардский университет, – рыжий засмеялся своей шутке.      

          Из кафе с шумом повалили парни в форменных куртках, окликнули рыжего, и тот что-то им ответил. Затем перевел нетерпеливый взгляд на Михаила: 

          – Стать floor-trader очень просто. Достаточно иметь обыкновенный школьный диплом и окончить специальные курсы. А главное – иметь что-то здесь, – он постучал пальцем по своему невысокому лбу. – Ладно, Майкл, мне пора. Кстати, наша фирма сейчас набирает для обучения новую группу. Вот моя визитка. Позвони, – и, попрощавшись, ушел.         

Михаил изучил визитку. «А может, и вправду? Может, это и есть путь к настоящей свободе, к деньгам?»   

Он сунул визитку в карман, тряханул в воздухе кулаками:   

– Е-э!..