По обе стороны поводка

Мы передвигались в арбах. Это телега с двумя большими, обитыми железом колесами. В первой был я, во второй — двое моих слуг и багаж. Йолдаш заимел товарища — пса по кличке Хамра, в переводе с персидского это тоже «Йолдаш» — «Спутник». Дорогой собаки были привязаны к моей арбе, чтобы их не украли китайцы, уважающие красивых упитанных собак. Кряхтя и громко треща, запряженная четырьмя лошадьми, катилась моя арба, следом за ней вторая по большой дороге на Кум-дэр-Ваш, к Песчаным воротам, через которые мы покинули город. Оттуда нам еще два часа нужно было ехать до Янгишара, или китайского Кашгара, где находилось главное управление гарнизона.

Там произошел маленький инцидент, доказывающий необходимость привязывать собак в этой стране.

К нам вдруг кинулся китайский солдат, удержал лошадей и с дикой жестикуляцией и потоком ругательств стал утверждать, что Хамра — его собака и что мы украли ее. Несмотря на кучку людей, тут же собравшихся вокруг арбы, я приказал вознице двигаться дальше. Китаец кричал и бесился, потом бросился под колеса и поклялся, что лучше погибнет, но собаку не отдаст. С китайцами нелегко сладить. В споре с ними надо быть очень хитрым и сохранять невозмутимое спокойствие, доказывая этим их несправедливость. Наше положение с самого начала казалось ненадежным, окружавшая нас масса — в большинстве китайские солдаты — была, конечно, на стороне хулигана. Поэтому я согласился на компромисс: мы отвяжем Хамру и поедем дальше. Пойдет он за солдатом — значит это его пес, пойдет за нами — наш! Солдат и его спутники согласились, очевидно, лелея мысль, что отвязанного пса можно будет сразу схватить и увести. Но как только Хамру освободили, тот молнией понесся по дороге и исчез в облаке пыли. Храбрый китаец остался с носом, а зрители тут же изменили свою точку зрения и злорадно его высмеивали. В полукилометре от города навстречу нам из клубов пыли выбежал довольный и радостный Хамра и последовал за своими настоящими хозяевами.

Из Маралбаши наш путь лежал вверх по левому берегу Яркенда к деревне Лайлик, оттуда на Меркет. Здесь мне пришлось вооружиться терпением, пока Ислам Бей и другой мой слуга отправились в Яркенд, чтобы купить 8 верблюдов для нас и нашего багажа, так как дальше мы должны были пробираться через пустыню, которую я собирался исследовать, на восток до реки Хотан. Я хотел сам добраться до этой реки. На этом роковом пути наши собаки показали себя по-разному: один как верный и смелый герой, другой как умный и предусмотрительный генерал.

Только 8 апреля вернулся Ислам Бей с восемью прекрасными верблюдами, купленными в Яркенде. Все были с вьючными седлами, и трое носили большие громкие колокольчики, как принято во всех караванах. Их привязали во дворе на краю деревни, и перед трудным походом через пустыню они жевали сено, запасаясь впрок. Мне и моим людям было интересно наблюдать за мощными животными, стоя или лежа с удовольствием поедающими душистое сено.

Собаки смотрели на все это совершенно иначе, Йолдашу особенно не нравились верблюды. Для него это были враги, от которых нас надо охранять. Отчасти его ненависть была, наверное, просто ревностью, он считал, что мы гораздо больше внимания обращаем на верблюдов, чем на собак, и делал отчаянные попытки прогнать их. Он лаял до хрипоты, налетал на них и был очень доволен, вырвав несколько клоков шерсти, что сейчас, во время линьки, не представляло труда. Как киргизский пес Йолдаш никогда еще не встречался с верблюдами. Для Хамры же это были старые знакомые, ведь он был жителем пустынь. Из солидарности он конечно лаял тоже, но скоро, поняв безнадежность своих страданий, Йолдаш уже перед уходом из Меркета перестал дразнить верблюдов, благоразумно решив заключить мир. Его гнев наверняка был приглушен полнейшим очевидным презрением со стороны верблюдов. Они даже не замечали его и, выражая свое плохое настроение, плевали на него в прямом и переносном смысле. Со временем он стал видеть в верблюдах чуть ли не ангелов; ведь они несли водяной запас через пустыню.

10 апреля я вышел из Меркета с четырьмя служащими, восемью верблюдами, несколькими овцами и двумя собаками. Когда верблюды спокойно с гордо поднятыми головами двинулись к пустыне, сельские жители молча стояли в трауре у дороги и караванные колокола звучали глухо, как на похоронной процессии. Сам я сидел на огромном верблюде по имени Берга и начал тут же наносить нашу дорогу на карту. В общем дорога шла все время на северо-восток в 20-30 километрах от реки, почти параллельно ей.