По образу и подобию

Объективную модель мира, состоящую из объективных, приближенно верных моделей его частей, создает для себя каждый научно мыслящий человек. Обучение, с точки зрения семиотика, — это в основном способ введения в человека элементов модели мира, пополнения ее и приближения к объекту.

Модели мира Аристотеля, Сенеки, Френсиса Бэкона, Пушкина, Маркса, многих тысяч людей сыграли свою роль в построении вашей собственной модели мира.

Представление о моделировании человеком мира привело, в частности, к углублению наших знаний о роли и значении искусства в жизни человека.

В этой книжке уже говорилось, к каким сходным приемам прибегают порой в своих как будто разных целях наука и искусство. Говорилось и о том, что это не случайно, что и наука и искусство созданы человеческим мозгом, что и то и другое средства познания мира. Надо добавить, что о произведениях искусства семиотики говорят именно как о моделях. Моделях чего? Мира. Говоря точнее, фрагментов мира, то есть отдельных его частей, участков, областей, кусков.

Критик В. Турбин, уточняя семиотическое определение произведения искусства, называет его моделью идеального мироустройства или идеальных общественных отношений. Идеальных не потому, что они в стихе или повести очень хороши, а потому, что, как во всякой модели, в произведении искусства налицо отказ от отдельных второстепенных и третьестепенных, с точки зрения автора, деталей. Можно было бы говорить об упрощении модели по сравнению с объектом, но уж очень нехорошо звучит слово «упрощение», когда речь идет о пушкинском «Евгении Онегине» или «Владимире Ильиче Ленине» Маяковского. Вежливые (и правильно) критики давно употребляют для той же цели термин «типизация».

Но разница между моделями науки и теми, что создает искусство, не только в терминах. Между ними есть принципиальные различия. Очень любопытный разговор о них ведет в своих «Лекциях по структурной поэтике» Ю. Лотман. Его книга вышла в качестве очередного выпуска «Ученых записок Тартуского университета». За многое я должен поблагодарить ее автора. В частности, и за то, что он позволил мне вспомнить свой пятый класс. Тогда я, чтобы получить «Графа Монте-Кристо», дал обещание по прочтении переписать эту книгу с начала до конца (шел 1945 год…). Хорошо, что выполнения обещания от меня не потребовали. Так же трудно было достать и книгу Лотмана. Она была занята персональными абонементами и в Библиотеке имени Ленина и в Фундаментальной библиотеке Академии наук, и в библиотеках МГУ и Института славяноведения. В конце концов надо мной сжалились в Исторической библиотеке, и я читал там эту книгу, снятую с чужого номера. И, честное слово, стоило искать так долго эти «Лекции по структурной поэтике»!

Под знаменем структуры!

Структурной… Помните у братьев Стругацких в повести «Попытка к бегству»?

«…— После работ Сугимото общение с гуманоидами — задача чисто техническая. Вы что, не помните, как Сугимото договорился с тагорянами?

— Ну как же! — с энтузиазмом произнес Саул. — Как такое забудешь! Но я думал почему-то, что… э-э… на это способен только Сугимото.

— Нет, — сказал Вадим пренебрежительно. — Это может сделать любой структуральный лингвист».

Повесть — фантастическая, действие ее происходит через сотни лет после нашего времени. И когда года четыре назад я в первый раз прочел эту повесть, то решил, что структуральный лингвист, умеющий находить за несколько часов общий язык с инопланетянами, — человек фантастической, еще не существующей профессии.

А это вовсе не так. Структуральная, или структурная, лингвистика — бурно развивающаяся сегодня научная отрасль. И если ее представители не разговаривают еще с инопланетными гуманоидами, то только за временным отсутствием таковых. А основная черта этой научной области — изучение по отдельности элементов, составных частей языковых конструкций, и исследование соотношения их между собой и роли их для структурного целого. Такая формулировка звучит, пожалуй, слишком научно для популярной книги. Поэтому мне придется попросить читателя вспомнить, как в случае математических моделей в точных науках ученые намеренно «забывают» о природе того явления, которое моделируется, и обращают внимание на закономерности соотношения частей этого явления. В одном из общих определений модели (данном нашим соотечественником В. А. Штоффом) даже говорится о таком основном свойстве модели: «Наличие структуры, которая подобна или рассматривается в качестве подобной другой структуре».