По образу и подобию

А вот как определить, какое искусство подлинное, какое нет? Семиотик вздыхает о способе точно измерить избыточность произведения, то есть определить, сколько в нем ненужного, не «работающего». Ведь в принципе, чем ближе его избыточность к нулю, тем оно должно быть «художественнее». Но пока такого «градусника» нет. Поэтому Ю. Лотман предлагает поискать предварительно критерий не художественности, а антихудожественности. Вот его посылки. Чтение романа можно уподобить шахматной игре, поиску пути в лабиринте или даже «борьбе» между читателем и автором. В конце этой книги вас ведь уже не удивит, что эти три понятия оказались рядом. К чтению, восприятию искусства тоже можно применить принципы математической теории игр. Читая, человек невольно и не всегда осознанно все время пытается угадать, что же будет дальше. Возраст отучает нас от прямого заглядывания в конец, но отнюдь не от мысленного предсказания хода действия в романе. Конечно, угадывается не только сюжет, но и возможные поступки героев и предполагаемая трактовка их образов. В лабиринте путник пытается определить после каждого «шага», каким должен быть следующий; в шахматах, вы уже знаете, позицию после каждого хода можно уподобить очередной площадке лабиринта. Но читатель не шахматист. Он не радуется, угадывая, и не благодарен писателю за то, что тот предоставил ему эту возможность. (Впрочем, играть с человеком, ходы которого знаешь наперед, тоже скучно.) «Прочел две страницы — и уже знаю, чем кончится» — не похвала для произведения, претендующего на художественность. Значит, вся информация в нем, кроме, в лучшем случае, двух первых страниц, оказалась избыточной. И так же огорчает избитая рифма в стихе, потому что ее невольно угадываешь. А ведь нам нужны в искусстве такие модели мира, которые каждый из нас не может построить сам — иначе произведение перестает быть средством познания.

Значит, трафаретное произведение искусства, эту плохую модель мира, можно без труда, чисто механически промоделировать. А коли так, возможность проделать это и становится критерием антихудожественности.

Что же, опыты такого моделирования известны. Только пока что опять-таки их давало главным образом искусство.

Когда Остап Бендер в надежде на 50 тугриков изготовлял для Ухудшанского образцы стихов и очерков, он строил как раз такие «механические» модели бесчисленного множества бездарных виршей и творений прочих жанров.

Что же, если ученые, с своей стороны, подойдут к делу вплотную — честь им и хвала! Лотман обещает, что в будущем ученые создадут матрицы (в просторечии — таблицы), с помощью которых такое моделирование трафаретных произведений можно будет производить.

А впрочем, разве уже сейчас нет способов — пусть не очень научных — отличить хорошее от плохого? И главная задача литературоведения, по-моему, не столько отделить агнцев от козлищ, хорошее от плохого (пусть это делают критики), сколько выяснить, почему хорошо хорошее и плохо плохое. А это можно сделать, только моделируя и то и другое. Правда, ученые сознаются, что моделировать хорошее им пока не под силу. Впрочем, несмотря на это признание, они не перестают и никогда не перестанут пытаться найти пути моделирования и хорошего тоже. Не для того, чтобы предсказать это хорошее, а для того, чтобы понять его. Критик В. Турбин рекомендует пытаться отделить внутри литературного произведения (хорошего) немоделируемое от моделируемого, отделить неповторимое от повторяемого.

Но все это, даже в случае удачи, уже будут модели моделей, подобия подобий, упрощения упрощений. А тысячи очень талантливых «моделирующих устройств» продолжают создавать методом искусства все новые и новые модели «первого ранга» — книги, симфонии, картины… И с каждой из них человечество больше узнает о мире и о самом себе…

* * *

Дорогой читатель! Дорогая читательница!

Вы познакомились с десятками моделей. Увы, тема этой книги слишком широка, потому и пришлось ее строить как собрание примеров из разных областей науки. Примеров, наверное, не всегда лучших. И, конечно, собрание их очень и очень неполно.

Ученые моделируют и звезды и целые галактики. Не успев побывать на Марсе, биологи уже выяснили, что там можно выращивать огурцы и рожь. Для этого им понадобилось «только» создать в лаборатории модели предполагаемой атмосферы «красной планеты».

Когда радио обещает вам на завтра ясный день, оно доводит до всеобщего сведения некоторые черты построенной метеорологами модели завтрашней погоды.

Модели будущего строят писатели-фантасты. И тренирующиеся космонавты испытывают себя на моделях невесомости и перегрузок, космического одиночества и космических опасностей…