По приказу Партии и Правительства

Мать Вана, а на самом деле его, как и Крупнова звали Иван, спасаясь от голода и революции, охватившей страну, добралась до Ташкента, аж с самой Украины. Кто была эта несчастная женщина и откуда она родом никто не знал. Ван только помнил, по рассказам матери, название далекой страны, на поля которой в зимние месяцы выпадал белый хлопок, превращавшийся весной в ледяные ручьи. В конце концов бег ее остановился на маленькой станции у южной границы Кара-кумов, где она вошла в семью пастуха, давно похоронившего жену.

Там среди песчаных барханов родился Ван, в котором соединились сообразительность матери, упрямство и отвага отца. В черных песках он научился от отца и сводного старшего брата жить в суровых условиях, а от матери – языку далекой страны. От старшего брата Ван узнал, что отец в молодости изъездил черные пески вдоль и поперек, ходил в Персию, к Пуштунам и Белуджам, охраняя торговцев на караванных путях. Потом помогал снабжать первые нефтяные скважины продовольствием и товарами, защищая перевозчиков от грабежей. А когда состарился, стал пасти овец в тех же местах.

Старший брат Вана мечтал строить кяризы – каракумские колодцы, и не один год ходил по сухим пескам, помогая уважаемым мастерам. Для подрастающего Вана жизнь в раскаленной вселенной была привычной и единственной, которую он знал. И даже истирающие кожу песчаные бури, не огорчали мальчика, пока не подул «красный северный ветер». И не прискакали люди, которые стали делить пустыню.

В один день, они с отцом потеряли маму и брата, когда вернувшись к колодцу нашли их растерзанные тела на истоптанном копытами солончаке. Похоронив жену и сына, старый Ханджар, вынул из-за пояса нож, и протянув Вану, сказал: «Помни!».

Много раз проходили всадники через колодец и наблюдательный мальчик долго разглядывал следы от подков на солончаке.

Всем в эскадроне было понятно, за что наказывают Ивана. Стоя в душной комнате начальника погранотряда, и глядя своему командиру в глаза, Иван не производил впечатление раскаявшегося бойца. На все слова офицеров он только кивал головой и отвечал:

– Искуплю, Степан Григорьевич! Понял! Кровью искуплю!

Но глаза его смотрели рассеяно, как будто он не присутствовал здесь и сейчас. Степан Григорьевич Исаев вглядывался в лицо своего любимца и не понимал, что с ним происходит.

– Иван, что с тобой! – наконец сказал он спокойным голосом.

– Ты товарищей подвел… Под смерть подвел… Если бы эскадрон понес потери – это трибунал… Ты понимаешь?

– Понимаю, Степан Григорьевич! Понимаю! Но не жалею об этом! – ответил Крупнов.

– Да, что с тобой? Иван?

И комэска замолчал. Офицеры строго смотрели на кавалериста. И в тишине боец произнес слова, которые были похожи на бред сумасшедшего.

– Степан Григорьевич, расстреляйте меня потом, только… Я сапоги ему оставил… старику… К колодцу надо ехать… сапоги разрезать… Я сапоги не разрезал… вот что…

Через день сапоги разрезали. Ханджар с горечью и удивлением смотрел как радовались люди в военной форме нескольким листкам бумаги, обнаруженным за голенищем одного из сапог. И недоумевал чему радовался джигит, который недавно зарубил ночного гостя, а теперь сидел без оружия на коне, под охраной двух всадников.

***

Событиям, которые стали происходить после первой встречи с Сергеем Федоровичем, я признаться не придавал решающего значения. Тогда это было просто знакомство с интересным человеком. Жизнь моя в те годы была насыщена необычными встречами и дружбой с самыми разными людьми. Общительный характер и хорошая память, позволяли заводить знакомства в разных слоях нашего города. Со временем я смог проверить слова Иона о том, что в нашем городе двух людей разделяет только один общий знакомый, как правило. И очень редко – два человека. Многие люди, мельком встретившись со мной, «стирали» из памяти. А я запоминал почти всех. Не только имена, фамилии и внешность, но и характер и обстоятельства встречи и общих знакомых. После первых городских соревнований по дзю до, я запомнил большинство тренеров и участников соревнований, которых объявляли судьи. В школе я знал не только своих одноклассников, но и тех, кто был на год старше и на два года младше меня. То же было и в институте. Многие школьные товарищи учились на других факультетах и умножали знакомства. Пришло время, когда я находил контакты в самых разных местах. Знакомые мне люди носили белые халаты врачей и синюю форму милиции. Мои товарищи отбывали наказание в лагерях и воевали в Афганистане. Я был своим в среде фарцовщиков и цеховиков, напивался с кадетами до беспамятства в день «пьяного курсанта», и качал мышцы в спортзале пожарной части. Поэтому московский знакомый воспринимался как очередной интересный эпизод в жизни.