По путевке комсомольской

В те годы это был небольшой, но красивый, утопающий в зелени и вишневых садах, древний мещанский городок. [8] Украшали его множество церквей и ряд разбросанных по всей округе уникальнейших памятников далекой старины. По размерам своим - рукой подать от одной окраины до противоположной. В основном городок был одно-, двухэтажным. Исключение составлял центр, расположенный на главной магистрали, проходившей через весь Владимир, как продолжение печальной памяти Владимирки, что шла в направлении Нижнего Новгорода. И только здесь, в центральной части города, размещались (можно на пальцах пересчитать) более или менее приличные здания, которые и занимали обличенные чинами верноподданные русского самодержавия. Сюда входили здания дворянского собрания, губернских присутственных мест, включая губернский суд, городской думы, банка и тому подобное. Совсем небольшой - центральный отрезок Дворянской улицы, носивший не совсем поэтическое прозвище Шалапаевка, где располагались торговые ряды, был, пожалуй, излюбленным местом горожан. Здесь владимирцы совершали вечерние прогулки, назначали встречи, свидания. Я был несказанно удивлен, узнав как-то, что по прошествии многих лет это прозвище за тем местом так и сохранилось.

Население Владимира в то время насчитывало немногим больше тридцати пяти тысяч человек. Доминирующей частью его были священнослужители, чиновники и военный люд расквартированных в городе 9-го Сибирского и 10-го Малороссийского гренадерских полков. Все живущие здесь были видны как на ладони, и если кто-либо и не были прямо знакомы, то знали друг друга в лицо и чуть ли не по фамилии. Если, бывало, в какой-нибудь семье случалось какое-то происшествие, весь город узнавал об этом молниеносно. Мы, мальчишки, были в курсе таких событий, конечно, в первую очередь.

* * *

С необычайной быстротой беспроволочного телеграфа узнавали жители о вступлении на окраины города со стороны Москвы очередной партии закованных в кандалы политкаторжан. И первыми встречали их, конечно, мы, мальчишки. Проделав трудный путь очередного этапа по проклятой Владимирке, они должны были еще немного продержаться, чтобы, пройдя через весь город, добраться до окраины Владимирского централа, где их ожидал кратковременный отдых. Эта старая тюрьма на своем веку повидала немало виднейших борцов [9] за общенародное дело: здесь побывали и декабристы, и петрашевцы, и народовольцы.

Во Владимире, городе прекрасных церковных хоров, из которых, между прочим, уже в послереволюционные годы вышло немало замечательных солистов наших ведущих оперных театров, я оказался «завербованным» в хор Ставровского. Нужно сказать, что все дети нашей семьи отличались хорошими голосами и музыкальным слухом. Лично я, только раз услышав понравившуюся мелодию или арию, придя домой, мог воспроизвести ее без каких-либо погрешностей на рояле на память. Причем играть на этом инструменте меня никогда не учили. Здесь, видимо, сказывалась незаурядная музыкальная наследственность, передавшаяся от отца. Кстати, отец, сам очень хороший музыкант, а впоследствии и дирижер, был решительно против того, чтобы я последовал по его стопам. В отношении музыкального образования он не раз повторял: можно затратить уйму труда, энергии и времени, но признанным талантом так и не станешь. Я лично склонен присоединиться к его мнению.

Но тогда не прошло и года, как я стал солистом хора и, более того, даже участвовал в различных благотворительных концертах, выступая с сольным исполнением различных светских песен и оперных арий. Вести о редком мальчишеском голосе дошли вскоре и до высших хоровых инстанций. Специально приезжавший представитель из Москвы после прослушивания сделал моим родителям очень заманчивое предложение о переходе их сына солистом в синодальный патриарший хор. Помимо солидного по тому времени жалованья мне полагалось полное казенное обеспечение, а также гарантировалось продолжение образования в консерватории.

Родители от такого предложения категорически отказались, и главным образом потому, что я уже зарабатывал хорошие (для своего возраста) деньги и у Ставровского, которые служили существенной помощью семье, особенно когда отца опять забрали в армию. [10]

«Отречемся от старого мира…»