По разные стороны экватора

Да, стало быть, подарки или находки! Находки несравненно лучше подарков, хотя и последние доставляют случается кое-какую радость. Но подарки все же овеяны некими посторонними для предмета примесями. Первым делом, есть опасность, особенно если получены подарки от близких людей, приобретения ими ненужного вещи нематериального свято-статуса и еще к нему тягу одаренного к нездоровой бережливости. Ну, да это-то не беда, а вот может крыться в подарке и подобие насилия и навязывания постороннего вкуса и воли. Здесь не пожалеем женщин и отметим, что им больше свойственно дарить именно вещи, выбранные по личному-преличному своему вкусу и настаивать на их исключительной для вас подходящести. Оставив в покое и женщин и другие разные подробности, заметим возможность и прямой смертельной опасности. Ах, рискуя упреками в банальности, впрочем, уверенные, что умные нас читать уже поняли, дураки и не брались, а если кто до сюда дочитал, то либо мы, то есть наши герои ему интересны, либо он изучает нас (слабая надежда, что героев) на предмет какой-нибудь уличающей патологии. Сразу скажем, что уважаем обе взаимоисключающие категории и приводим несвежий, но не потерявший от того убийственной наглядности, почти мультипликационный в моральной лаконичности выводов пример дара хитроумно-коварными данайцами Троянского коня несчастным и доверчивым илионцам, поголовно (ну кроме там Энея что ли?) переставшим существовать на земном тогда еще не шаре от собственной губительно-наивной античной глупости. Покорно просим принять еще одну знакомо-банальность – все поумнело с тех далеких времен, людей не обманешь грубо-сколоченной из гробовых досок гигантской деревяшкой, изображавшей из себя увеличенный макет благородного животного, а на деле оказавшейся неизвестным о ту пору штурмово-проникновенным орудием, несшим в чреве передовой ударный отряд боевиков-одисситов. Одиссейитов. Только поумнели ведь и изощрились и мастера-изготовители фальш-игрушек-подарков для взрослых, да и детей.

Мы слегка зарапортовались – уже рассказывали довольно подробно благосклонно внимающим нам о безвредности постоянной бдительности.

Изощрились проклятые антимастера! Изощрились и их Одиссеи! Дочитавшие до сюда или немного выше могут оппонировать нам доводом, что и находки бывают смертельными. Бывают, но это не меняет коренной разницы, в таящейся (плохой или хорошей нас философски не интересует) сути души предмета. Подарок – это сгусток воли другого(!) человека, а то и коллектива, и не всегда цели его прозрачны и различимы, да и человек (не будете спорить?) несовершенное (если не сказать более) в умственном отношении и особенно в самооценке существо. Находка – воля судьбы! Мало того, что это в сто раз красивее, чем воля смертного, это достойнее, загадочнее, а мы, как фанаты находок и враги подарков, лоббируем еще: нужнее, умнее, честнее и все прочее. А если взбредает в голову возвышенное заблуждение не согласиться с судьбой (благородная ересь хотя бы по критерию почти вероятной недостижимости, чем родственна неутомимому стремлению лучших к идеалу), то как же сильно-преклонно таковое заблуждение должно стать уважаемо сообществом людей мыслящих, созидающих, придающих жизни драгоценный смысл борьбы, а человеку подобие венца творения.

Если поделить людей по нашему методу на находочников и подарочников, желаем считать последних низшими существами, не способными на открытия и подвиги. Приводим последний аргумент и из вежливости оставляем его без морали, потому что судим сейчас по себе. Вернее по нашему герою, которого не знаем и как зовут, и куда он бдительно гуляет по улице (не знаем и ее названия!), и, главное, о чем же он все-таки упорнее всего размышляет.

Герой давно заметил за собой особенность большей любви к дарению подарков, чем к их получению. Поначалу самонадеянно наскоро объяснил себе это своей прирожденной доброжелательностью. Немного поразмыслив – холодным бескорыстием и неотчетливым желанием радовать. Чтобы не углубляться и закрыть тему сообщаем сразу самый его неприятный вывод – он заметил, что, получив подарок, чует не одну радость (случается и сильную – красивые и дорогие вещички нравятся ему, хотя он костьми ляжет, доказывая, что они не имеют над ним власти). Кроме такой нездоровой радости чувствует он и некий привкус унижения самостоятельности личного сознания или кошелька. Пришло вдруг ему на ум – найдется у него, к примеру, знакомый художник и подарит свою картину. Пусть дарит, только это окажется частица его, себя он подарит на стенку, даже если сподобится написать портрет одариваемого. Короче, заметив, что дарить ему приятнее, чем получать, он, прекращая размышления, объяснил себе все это такой же человеческой слабостью, как любовь к вещичкам, слабостью любви к власти над другим существом, над его волей, хоть в малом, хоть в крошечном, а удовольствие себянавязывания, решил он, не украшает его, и перестал уважать эту свою особенность.