По семейным обстоятельствам

— Видел я, как ты придушишь. В таверне стояла и блеяла как овца. Ладно, не злись. Я тебе зла не желаю… теперь. У меня теперь на тебя совсем другие планы, поверь.

27. Натка и местная власть

Нет, Ната нисколько не корила себя. Лотрейн не дурак. При всех своих недостатках — ой какой умный мужчина! Наверняка уже послал людей наводить о ней справки. Сколько ему времени потребуется, чтобы узнать — чья она жена? Дня три? Меньше? И что потом? Она так надеялась на Ари, ведьма была ее козырем в этой игре, но оказалась — джокером. На Ариадну теперь рассчитывать бессмысленно.

Молча Ната шла по коридору вслед за капралом. Надо же, она постоянно сталкивается с ним, а так и не удосужилась узнать, как его зовут.

— Что вы сверлите мне спину взглядом, прекрасная? — не оборачиваясь, спрашивает ее усатый. — Нравлюсь? Уверен, что нет.

— Как вас зовут? — не выдерживает она.

Капрал резко останавливается и смотрит на нее через плечо с изумлением.

— Гесс. Ренгир Гесс, к вашим услугам. Для чего вам мое имя? С чего вдруг мне такая честь?

— Проклятья накладывать удобнее, когда знаешь имя врага, — спокойно пояснила Натка.

— Ха-ха, а вы шутница.

— С чего вы взяли, что я шучу?

— Ты не ведьма, ты не сможешь наложить проклятье. А твоя маленькая подружка — тем более.

— Это еще почему?

— По семейным обстоятельствам, — туманно ответил усатый. — Так мы идем, или вы еще что-то хотите обсудить?

Это по каким еще обстоятельствам? Ната совершенно ничего не понимала. Что имел в виду капрал? Он — родственник Ари? Какой-то из потомков Казимира Бронного? Маловероятно, хотя кто знает. Или?..

— Вы были знакомы с ее матерью? Близко знакомы? — догадалась Ната.

— Какая умная девочка. Слишком умная, пожалуй, — хмыкнул Гесс. — Забудь. Все равно ни ты, ни я уже правды не узнаем. А только ни одна ведьма заклятие на свою же кровь наложить не может, таков порядок вещей.

— Заклятия — нет, а вот отравить — запросто, — проворчала Ната, желая оставить за собой последнее слово.

Ей ли не знать вечную проблему маленьких деревень и провинциальных городков? Все друг друга знают, все друг другу или родня, или враги, или любовники. Это даже не совпадение, а проблема выбора. Если в деревне Березоньки всего три парня и две девки — ничего странного, что все они друг друга успели «опробовать». В деревнях к телесному вообще очень просто относились. В городе маленьком была та же картина: единственный ВУЗ да два техникума. Вся молодежь тусуется в одних и тех же местах. Если уж даже Ната, которая умудрилась выйти замуж на первом курсе, знала очень многих людей и никогда не боялась гулять по темным дворам вечерами, то что уж говорить о завсегдатаях бывших дворцов культуры, пафосно называемых ночными клубами? Итак, вполне вероятно, что капрал — тот самый неизвестный отец Ари. Что им это дает? Преднего ли врага или неожиданного союзника? А может — и вовсе ничего?

Поговорить бы об этом с Валем! С Иеном — бесполезно, цверг слишком прямолинеен для таких разговоров. Не поймет. А вот Валь — он более изощрен в суждениях. С ним вообще обо всем беседовать можно.

Ната страшно скучала по мужу и сыновьям. Неожиданное откровение.

А капрал тем временем толкнул одну из дверей и посторонился, пропуская женщину вперед.

Молодой человек, лежащий в постели, был бледен до синевы. На лице, шее и кистях рук — красные пятна. Глаза закрыты.

— Не буду вам мешать, — с кривой усмешкой сообщает Гесс. — Правда. Я ведь могу быть и хорошим, честное слово.

Только этого Нате и не хватает — такого вот поклонника. Она в принципе еще с того самого дня в таверне понимала, что привлекает капрала, как женщина. Но вот играть с ним в какие-то игры у нее не было ни душевных сил, ни желания. Слишком опасно. Она никогда не была роковой женщиной, в которую влюблялись, за которой ухаживали. Да, симпатичная, даже, пожалуй, красивая. Высокая, яркая, с отличной фигурой. Но — простушка. Деревенская девочка. Искренняя и открытая, смотрящая на большой и прекрасный мир широко раскрытыми глазами. И что теперь осталось от той девчонки? Теперь Ната стала жадной и циничной. Очень жесткой. Безжалостной к себе и другим. И только в руках Валенуэля она иногда вспоминала, что все еще женщина. Не тягловая лошадь, не мать-ехидна с глазами на затылке, а просто — женщина. Обычная. Слабая. Хрупкая. Странное, забытое ощущение.