По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России

Остатки доменной печи Петровского завода в Повенце

Были людушки тогды да не штукавыи,

Не штукавы они были, запростейшии.

Вспоминает, как они —

Придались в подсиверну сторонушку

На званы острова да эти кижскии,

Во славное во обчество во Толвую;

Были добры у них кони иноходныи,

Были славны корабли да мореходныи.

Каковы были предки, таковы и потомки. —

Мужики живут здесь великии смелугища:

Ни на море не боятся непогодья,

Ни в лесах дремучих зверей оны рыскучиих,

Ни судей не боятся страховиты их.

Женщины здесь спацливыи (?) домовушки

И великии стряпеюшки;

Оны стряпают стряпню новогородскую:

Нагольники, сканцы, припечники,

Рядовики, пироги-тонки-пряженки.

Здесь, говорит песня;

Добры молодцы носят поддевочку дорогих сукон,

На ножках сапожки козловый,

Круг сердечка кушачики шелковый,

На голове шляпоныш пуховый,

Оны ходят-то удалы, — подтяни нога.

Красны девушки рядятся в цветное, басистое платьице,

Сарафаны новомодный, раструбистый;

На голову кладут жемчужную подвесочку,

По подвесочке — розову косыночку;

В завивную свой косу русую

Вплетают золотыи, дорогии эти ленточки;

Во ушеньки сережки бриллиантовы,

На белую грудь цепочку золоченую.

Но от поэзии до действительности существует, как известно, довольно почтенное расстояние, и мы бы весьма ошиблись, если бы на основании песни вообразили, что край течет медом и млеком, а жители только и знают, что похаживать в поддевочках дорогих сукон и в «новомодных», раструбистых сарафанах. Это только казовая праздничная сторона народного быта, на которой певец отводит свой душу; другая сторона его жизни, будничная, не требует стиха для своего изображения; оно и в прозе выходит довольно красноречиво. — «Трудно передать словами, — говорит Гильфердинг: — какого тяжелого труда требует от человека эта северная природа. Главные и единственно-прибыльные работы — распахивание «нив», т. е. полян, расчищаемых из-под лесу и через три года забрасываемых, и рыбная ловля в осеннее время — сопряжены с невероятными физическими усилиями. Женщины и девушки принуждены работать столько же, сколько мужчины. Еще на самых берегах Онежского озера крестьянину живется легче, но на север и восток от них вся сторона почти сплошь покрыта непролазными болотами и непроходимыми лесами. Дорог и теперь еще почти нет, и от деревни до деревни приходится пробираться по тропинкам, не иначе как пешком, или верхом. Здесь становится немыслимой наша обыкновенная телега и заменяется летом и зимой одними дровнями, или же особым приспособлением, носящим название «волоков» и состоящим из двух оглобель, концы которых волочатся по земле и скреплены дощечкой для привязывания клади. Здесь не растет ни греча, ни капуста, ни огурцы, ни лук, и пищу крестьянина составляет часто овес, приготовляемый различными способами. Много и упорно приходится трудиться здешнему жителю: но у него, с другой стороны, есть и свои наслаждения, которых другие почти не знают. В длинные зимние вечера в избе его раздаются звуки могучей богатырской былины. Веря ей во всей простоте своей бесхитростной, отзывчивой души, он на время забывает окружающее и всем своим существом переселяется в туманную, таинственную даль минувшего. Перед его воображением восстают величавые образы «славных могучих богатырей»: и старый матерой казак Илья Муромец, и вежливый Добрынюшка Никитич, и Алеша Попович, и Михайло Потык, и Чурило Пленкович, и наконец сам Красное Солнышко, ласковый Владимир князь.

Толвуя. Общий вид с озера. Местность на восток от церкви, с домом Захарьевых

Эти образы освежают его душу, согревают сердце, подкрепляют на новые труды, на новые подвиги. И всего замечательнее, что все это происходит всего в каких-нибудь двух-трех днях пути не от Киева, или хотя бы от Москвы, — а от Петербурга, самого европейского города во всей России и места средоточия всякой заморской хитрости-мудрости.

Простота нравов чувствуется во всем. В городе нам сказали, что пароход отправляется в 9 часов утра, но вот уже и 10, и 11, а пароход все еще продолжает грузиться. И в самом деле, ведь не оставить же кладь на пристани? А относительно того, чтобы приходить и отходить в срок, так здесь не Америка, — торопиться и гнать сломя голову некуда, да и не зачем.