По Северо-Западу России. Том 2. По Западу России

Нельзя, конечно, и, пожалуй, не имеет права исследователь деятельности преподобного Сергия и принимать свои соображения за соображения, якобы руководившие им; но некоторая догадливость, некоторое наведение будут все-таки у места. Едва ли можно сомневаться в том, что мысль задумчивого, сосредоточенного ребенка, уже в самые ранние дни его жизни, поставленная к лицу с каким-то ему неизвестным, но могущественным положением вещей, заставившим его родителей покинуть родной им Ростов и переселиться в весь Радонежскую, чтобы эта мысль не имела для Сергия никакого значения. Нельзя также не обратить внимания на то, что юноша Сергий, почувствовав потребность уединения и молитвы в пустыне, ушел не куда-либо очень далеко, в дебри Олонецкого края, или Пермской земли, или еще далее, к Соловкам, как это сделали другие подвижники, поселившись там, где уединение могло быть действительно совершенным, а ограничился удалением в ближние пределы ростовские, сравнительно все-таки более населенные и, во всяком случае, очень близкие от Москвы. Кто решит: было это делом случая, или исторического соображения и провидения?

Далее, если присмотреться внимательнее к тем случаям жизни, в которых Сергий проступал, продвигался в кипучую деятельность общественных задач и судеб дня, то и в этом сказывается опять-таки целая своеобразная система. Если, как сказано, несомненно то, что мысль о значении единодержавия для России теплилась уже давно в светлейших умах наших князей и святителей; если она нашла себе сознательное воплощение в том, например, что святитель митрополит Петр нашел нужным переселиться навсегда из внушительного, богатого, блиставшего своими храмами Владимира-на-Клязьме в только что возникший тогда городок Москву; если преемник его, святитель Алексий, устоял против искушений обратного перенесения митрополичьего престола из Москвы во Владимир, то гораздо более долгой, упорной, замечательной последовательностью поражает ясность этой мысли именно в Сергии.

Сергию не было еще и сорока лет, когда, вполне сознав значение для России Москвы, он, покинувший родные ростовские пределы, именно вследствие московских притязаний, посетил в 1358 и 1363 году свой родной Ростов, чтобы уговорить князя Константина признать над собой власть великого княжения московского, что и было исполнено. Когда немного позже, а именно — в 1365 году, нижегородский князь Борис вздумал бороться с Москвой и не подчиняться ей, то смирить князя послан был Сергий, который, по данной ему от митрополита власти, не остановился пред тем, чтобы затворит в Нижнем Новгороде все храмы, прекратил богослужение и смирил непокорного князя Бориса. Есть основание полагать, что в 1371 году Сергий много способствовал примирению князей тверского и московского. В 1385 году, по личной просьбе князя Дмитрия, Сергий отправился в Рязань, для умиротворения беспокойного князя Олега, достиг этой цели и скрепил мир и любовь семейным союзом обоих княжеских домов, так как Софья Дмитриевна обвенчалась с сыном Олеговым, Феодором. Все эти великие по своим последствиям странствия в Нижний, в Ростов и Рязань Сергий совершал, по своему обыкновению, пешком.

Но не одно только умиротворение князей под знаменем московским поставил себе задачей Сергий: он действовал и в других случаях, но исключительно под одним только углом зрения, в силу одной только Богом навеянной мысли.

Когда после Успеньева дня 1380 года по вновь проложенной на востоке столбовой дороге, мимо Сергиевой обители, с отборной дружиной, окруженный князьями и боярами, выступил из Москвы великий князь Дмитрий Иоаннович против Мамая, Сергий благословил его и дал ему двух иноков своих, бывших бояр и воинов, Пересвета и Ослябя. Ни кто иной, как Сергий, вполне ясно сознавая значение победы над татарами для возникавшего великого княжения московского, прислал на берега Непрядвы и Мечи старца Нектария с просфорой и собственноручной грамоткой к князю, оканчивавшеюся ободрительным советом: «чтобы ты, господине, таки пошел, а поможет ти Бог и Троица». Прибытие сергиевых посланца, просфоры и грамотки к князю было рассчитано с умилительной сообразительностью: они появились в стане в самое утро боя, и можно представить себе, как своевременно разнеслась тогда по войску весть о преподанном из Троицы Сергиевом благословении? В числе ударов мечей наших, несомненно, участвовала святость этого благословения. Пока гудела сеча Куликовская, ясновидение Сергия, окликнувшего на молитву всю братию, — так сообщает предание, — и прозревавшего, как бы был он очевидцем, все, происходившее на поле битвы, делало свое: преподобный произносил поименные заупокойные молитвы за тех, кто падал в бою, и, наконец, в соответствующий час возвестил о полном поражении Мамая.

Куликовская победа была первым лавровым листком в венке возникшей тогда знаменем единой для русских России — Москвы; особенно тщательно вплетал его Сергий.