Читаем По следам Адама полностью

Моя новая работа длилась недолго. В один прекрасный день, когда наш автобус подъехал к проходной, фабрики на месте не оказалось. На ее месте громоздилась груда бесформенного железа. Оказалось, что фабрику уничтожило взрывом во время ночной смены. Никогда не забуду рассказ одного из рабочих дневной смены, раньше других оказавшегося на месте катастрофы. Первое, что бросилось ему в глаза, была металлическая балка, на которой висела чья-то оторванная рука.

Так прекратила свое существование фабрика по производству магниевого порошка. Но я получил другую работу.

К тому времени мы уже перебрались в принадлежавший Лепсо летний домик возле озера Эрроу. Цивилизация была далека, под полом у нас жили скунсы, и мне приходилось вставать затемно, под вой койотов, и добираться до работы сначала на велосипеде, потом на лодке, а уж затем на автобусе. Я так и не пробился в число заводской аристократии, но зарабатывал достаточно, чтобы полностью расплатиться за кредит с пароходным агентом в Ванкувере. Затем я купил билет на автобус и отправился через границу, в Нью-Йорк, чтобы в Генеральном консульстве Норвегии предложить свои услуги родной стране.

Королевская семья Норвегии и все правительство нашли убежище в Англии. Там же разместилось и армейское начальство, которое собирало моряков и беженцев из Норвегии, готовых сражаться в одних рядах с союзниками. В ожидании ответа я устроился на временную работу табельщиком в доках Балтимора. Это была непыльная сидячая работенка, которая заключалась в проверке нарядов кто из докеров работал над пропеллером, кто — над корпусом, а кто возводил надстройку строящегося корабля. В то время как другие готовили корабли к спуску на воду, я с чистой совестью мог целыми днями читать книги по американской антропологии. Я посетил двух профессоров в университете Джона Хопкинса и получил от них подробный список литературы по интересовавшему меня вопросу. Оба ученых мужа нашли время, чтобы терпеливо выслушать табельщика из доков, который почему-то прочитал много научных книг. Профессор Рут Бенедикт первой дала мне очень важную подсказку. Очевидно, полинезийцы пришли из региона, где господствовало иерархическое общество, возглавляемое обожествляемым королем-первосвященником. Это было очень существенное наблюдение, связывавшее племена Полинезии с их соседями из Мексики и Перу.

Тем временем я перевез в Штаты Лив с малышами. Бьёрна давно уже следовало окрестить. Вдень, когда мы понесли его в Норвежскую морскую церковь в Балтиморе японцы разбомбили американский флот в гавайской бухте Пирл Харбор. Соединенные Штаты объявили воину Германии и Японии. Я много думал о Терииероо и Теи Тетуа — возможно, на их дома тоже начали сыпаться бомбы.

Конечно, нет ничего хорошего в молчаливых рейдах полинезийских дикарей, когда они убивают дубинками и съедают своих врагов.

Но что бы они сказали, если бы им довелось пережить Пирл Харбор?

Танцы с дьяволом

Любой противник агрессии и насилия одновременно является борцом за свободу. Миролюбивый человек не потерпит, чтобы чужеземцы врывались в его дом и наводили там свои порядки. Когда военное безумие распространяется по миру, как эпидемия чумы, заражая своим дыханием одну страну за другой, в противнике начинаешь видеть само воплощение вселенского зла. Знать, что твоя родина захвачена врагами, само по себе тяжело. Но до нас доходили известия, что наши соотечественники вынуждены питаться листьями и корой деревьев!

Война — это танец с дьяволом. Ненависть к общему врагу гораздо сильнее, чем дружба с теми, кто стоит с тобой по одну сторону баррикад.


Когда я был маленьким, взрослые боялись русских и Красной Армии. Отец не разрешал мне даже смотреть на первомайскую демонстрацию с ее красными флагами. Боязнь новой революции передавалась от одного к другому, как инфекция. Разумеется, во время русско-финской войны весь свободный мир сочувствовал отчаянным ребятам в белом камуфляже, отражавшим нашествие красных орд.

Теперь все изменилось. Уже через неделю после того, как Гитлер совершил роковую ошибку и напал на Россию вместо Англии, слова «Красная Армия» приобрели совсем другой оттенок. Теперь их произносили, словно говорили о красных ангелах, помогающих нам бороться с фашистами. Среди моих знакомых мало кто смог бы внятно объяснить разницу между коммунизмом и нацизмом, и тем не менее Сталин и русские стали нашими союзниками против Гитлера и немцев.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мой 20 век

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное