По следам Адама

Остальные продолжали как ни в чем не бывало плясать вокруг лампы. Угрожающая фигура приблизилась настолько, что меч в любое мгновение мог вонзиться в меня. Я был безоружен и не мог убежать. Казалось, выхода не было, и тут я инстинктивно начал перебирать ногами в такт барабанам. Через мгновение я уже танцевал на пару с человеком, который держал меч у моей груди. Казалось, он находится под воздействием какого-то наркотика. Постепенно он начал отступать, а я последовал за ним, по-прежнему вплотную к его мечу. Когда мы приблизились к кругу танцующих, они расступились, чтобы дать нам место. Меч исчез в ножнах, и мы танцевали друг с другом и со всеми остальными.

В скудном свете керосиновой лампы я разглядел даму роскошных форм рядом с музыкантами, и еще я с удивлением заметил, что танцоры, похоже, начали уставать. Один за другим они выходили из круга, все в поту и тяжело дыша, и выкладывали по мелкой монетке в качестве отступного. В конце концов, мы остались только вдвоем, а через несколько минут я уже танцевал в одиночестве. Очевидно, я выиграл какое-то соревнование. Чтобы чувствовать себя в полной безопасности, я положил довольно крупную купюру в чашу, куда остальные кидали монетки. Как потом оказалось, победителю доставалась та самая пышная красотка, и никто не понял, почему я не взял ее с собой, когда свалился без сил на цементный пол нашего сарая.

На следующее утро выяснилось, что я завоевал огромное уважение среди жителей деревни. В числе моих новых друзей был и Абдулла, строитель тростниковых лодок.

Во время путешествия из сердца Африки к океанскому побережью Абдулла узнал много нового для себя, а мы узнали немало нового от него. Он единственный из всех своими глазами видел настоящий папирус и знал, как строить из него лодки, загибающиеся к носу и корме, чтобы скользить по волнам. Абдулла никогда не видел другого водоема, кроме озера Чад в южной оконечности Сахары, и не представлял волн более крутых, чем те, что поднимаются там. Оказавшись на борту «Ра», он больше доверял Аллаху, нежели нам, ничего не понимавшим в папирусных лодках, но на всякий случай привязал себе на пояс маленький кожаный мешочек с когтями леопарда и заговоренными камнями. Снаряженный таким образом, он пугал нас до полусмерти, беззаботно балансируя без страхующей веревки на скользком борту лодки. А если и соскальзывал в воду, то просто хватался за пучок тростника и со смехом забирался назад на борт.

Волею Аллаха, Абдулла появился на свет в той части Африки, которая знавала лучшие времена. Сегодня Сахара наступает на юг со скоростью около двух километров в год. Примерно пять тысяч лет назад аборигены, жившие к северу от родных мест Абдуллы, украсили пещеры на плато Тассилин-Аджер наскальными изображениями сцен охоты с лодок на гиппопотамов. Две тысячи лет назад Северная Африка все еще оставалась житницей Римской империи. Когда Абдулла пришел в этот мир, бесчисленные песчаные дюны с севера уже миновали озеро Чад и медленно наступали на тропические джунгли. Вокруг озера невозможно увидеть ни единого кустика, только бескрайнее море песка, ярко-зеленую поросль тростника вдоль кромки воды да искусственные плавучие острова, служащие домом для людей и скота.

В то время как мы живем в мире небоскребов и полетов в космос, Абдулла и двое его соплеменников, которых я привез в Египет для постройки судна, никогда не знали даже обыкновенной лестницы. Первую лестницу в своей жизни они увидели в аэропорту Форт-Лами. Они родились и выросли в живописных конусообразных тростниковых хижинах с земляным полом, и когда мы поднимались на третий этаж отеля в Хартуме, они высоко задирали ноги, словно карабкались на крутую гору. Их выхватили из мира, где единственным предметом обстановки была циновка, брошенная на пол. Поэтому, несмотря на все объяснения Абдуллы, который говорил по-французски и, следовательно, исполнял роль переводчика, один из них все же улегся спать, засунув голову под кровать. С еще большим недоверием они выслушали инструкции по использованию туалета — ослепительно чистого, с бачком, полным прозрачной воды. Сам Абдулла реагировал на все увиденное со стоическим спокойствием, и когда мы, наконец, добрались до Каира, никто, глядя на моих черных, как ночь, спутников, не мог бы заподозрить, что они меньше чем за неделю совершили прыжок из каменного века в век атомный. Всего за неделю… Но видели бы вы их глаза, когда мы привезли их в наш лагерь под сенью пирамиды Хеопса! Я выбрал именно это место, чтобы наше строительство точь-в-точь повторяло сюжеты древних рисунков. Трое из племени бамбунду ошарашенно глядели на пирамиду.

Кто здесь живет? — поинтересовался, наконец, Абдулла, сравнив размеры наших жилых палаток и пирамиды.

— Никто, — пояснил я. — Это могила.

— А сколько человек там похоронено?

— Только один.

Даже для Абдуллы это оказалось слишком.

Врут эти египтяне, — заявил он. Его скептицизм ничуть не уменьшился, когда ему сообщили, что египтяне построили это за три с половиной тысячи лет до рождения Магомета.