Потом появился еще один молодой художник, рыжий шотландец по имени Дункан Макферсон, которого все кругом называли «золотым мальчиком» отнюдь не только из-за цвета волос. Ляля добросовестно расписала всю его биографию и генеалогию чуть ли не до пятого колена, и выяснилось, что у Дункана очень богатый и влиятельный отец, который не жалел никаких денег, только бы его сыновья получили самое лучшее художественное образование, оплачивал им персональные выставки, рекламные турне вокруг света, и всё прочее, о чем мог бы мечтать амбициозный молодой живописец. Все завидовали Дункану, включая, очевидно, и саму Лялю – уж очень колоритно расписывала она несомненные преимущества, которые дает ребенку наличие богатого родителя.
Только одна печаль омрачала сердце баловня судьбы Дункана Макферсона, как уверяла Ляля. Был у него старший брат, и злые языки поговаривали, что братец-то талантливее самого Дункана. Ну, а может, просто папа любит его больше, и больше денег вкладывает в его развитие? Поди тут разберись! Как бы то ни было, а братец Эдмунд набирает обороты и, того и гляди, захватит весь мир. Этого просто нельзя допустить!
Ляля, видимо, решила взять реванш за прошлую главу. Рассказ о щедро проспонсированном богатым папашей жизненном пути братьев Макферсон занял не меньше десятка страниц. Лара недоумевала, к чему столько подробностей о персонажах, которые, кажется, никак и не вписываются в основное действие… но затем на сцене появилась поэтесса Элуаль, грозящая стать не менее стихийной и непредсказуемой, чем Петька Тушканов, – и тут же перетянула всё внимание на себя.
Ляля описала только внешность героини: «дитя цветов», в свободно ниспадающих одеждах, с обручем на голове; взгляд отсутствующий, как будто девушка непрестанно внимает «музыке сфер». До самого конца главы Элуаль лишь молча поглощала изысканные яства, которые подавали к обеду (блюда с самыми экзотическими названиями, разумеется – с Лялей иначе и быть не могло), и не принимала участия в беседах, что велись за столом слева и справа от нее, но Ларе почему-то хотелось, чтобы она заговорила. Наверняка ей есть о чем рассказать!
«Слушай, сестра, я понятия не имею, откуда взялась эта чокнутая! – написала Ляля в письме, сопровождающем главу. – Зачем она вылезла? Ну, можешь прибить ее, если мешает, мне не жалко. На кой она нужна вообще?»
«Ну уж нет! – возмущенно подумала Лара. – В кои-то веки от Ляли пришло что-то живое, и – «прибить»?»
Не доверяя, впрочем, своим ощущениям, она зачитала присланный Лялей текст маме. И мама с появлением поэтессы Элуаль заметно оживилась.
– Интересная девушка, – сказала она. – Только почему про нее так мало написано?
– Будет больше, – заверила ее Лара.
– Вот, давай. А то Петьку куда-то спровадили, мне же скучно без него!
Петьку Тушканова Ляля ловко отшила еще во второй главе – раздражал он ее, – но Лара была уверена, что он так легко не сдастся, и еще вернется непременно. Может быть, даже в Новой Зеландии неожиданно объявится, выскочит, как чертик из коробочки. И хорошо бы, а то и впрямь без него скучно…
Чтобы разговорить молчаливую, живущую в своем мире поэтессу Элуаль, потребовалось вывести ее к пруду с золотыми рыбками, где как раз после обеда героиня Анжела читала книжку, сидя на скамеечке. Элуаль подошла к отделанному мраморной плиткой бортику бассейна и, глядя на бойкую рыбешку, которая подплыла к самой поверхности, вдруг разразилась странными стихами, похожими скорее на предсказание:
Послушай-ка меня: остерегайся
Бродить, мой друг, вблизи открытых ям.
Там дух живет, чье имя – Неизвестность,
И вмиг тебя утянет он на дно,
Где дело за расправою не станет.
Не слушай песен ты его зазывных,
И, как бы ни был голос его сладок,
Не верь его речам… Не верь… Не верь…
Произнеся заключительное «не верь», Элуаль сильно зашаталась, и, наверное, рухнула бы в бассейн, если бы Анжела, отбросив книгу и вскочив со скамейки, не удержала ее, крепко схватив за пояс. Вместо благодарности Элуаль резко повернулась к ней и смерила пренебрежительным взглядом.
«Я всё сказала, всё, оставь меня, – изрекла она, не способная, очевидно, изъясняться на прозаическом языке. – Не докучай вопросами, уйди!»
Но Анжела не могла удержаться от вопросов; она мало что поняла из предсказания Элуаль, и ей стало любопытно.
«О ком вы сейчас говорили? – осведомилась она. – О каком-то конкретном человеке… или?..»
Элуаль пришла в гнев от ее недогадливости, и разразилась новыми стихами:
Про любопытство говорят недаром,
Что именно оно сгубило кошку.
Тебе не надо встречи с ней искать,
Или узнать пытаться ее имя.
Когда поступишь так, собой пополнишь
Сонм привидений, что вздыхает тяжко.
Коль жизнью дорожишь, будь осторожна,
Разгадки тайны лучше не ищи!
«Ее? – удивилась Анжела, чувствуя, что ей становится не по себе. – Так это «она»?»
«И да, и нет, и будет всё, что хочешь, – еще более загадочно отвечала поэтесса Элуаль, отводя взгляд и снова обращаясь к рыбам. – Но это только кажется тебе…»