По следу Каина

Однако оказалось, что и звонка прокурора области было недостаточно, в конторе вежливо попросили официальный запрос за его подписью. Федонин был отослан Петровичем готовить новый текст, но когда наутро заявился, шеф отсутствовал, в приёмной сообщили, что он улетел в столицу на совещание и возвратится не раньше следующей недели.

Известие о второй осечке доставил мне оперативник из «уголовки» капитан Донсков, которого я занарядил просьбой со списком, выданным мне Федониным. Из восьми человек он смог пригласить на субботу лишь одного. Кто уехал, кто болел, кто вообще не проживал по указанному в записке адресу.

– Один Семиножкин получается? – оторвал голову от бумаг на столе старший следователь, когда в пятницу уже ближе к вечеру я доложил ему результаты поисков.

– На два часа приглашён повесткой, – кивнул я уныло.

– Почему среди дня? На утро нельзя было обязать? – поморщился Федонин, и я уловил такую же тоску в его глазах.

– Плохо себя чувствует. Вообще и он отказывался, в постели с температурой.

– Вот как…

– Это нас ничего не берёт.

– Сплюнь.

Я бы сплюнул не без удовольствия; как представлю испорченную субботу, так не по себе становилось, а ещё Очаровашка не знала, не ведала.

– Пиво там вкусное, – поджал губы старый лис. – Такого «жигулёвского» я нигде не пробовал.

– Везде сладко в выходные дни, – отвернулся я и в муках зашагал к двери.

– Не скажи. Если с воблёшкой весенней… – он вкусно облизнулся. – Ты вот что, Палыч, бери с собой Очаровашку и дуйте с киндером своим в Аркадию.

– Павел Никифорович! – развернулся я на сто восемьдесят градусов.

– Беги, беги. Справлюсь и один с тем болезным.

Так всё и обошлось бы в тот день, но не тут-то было. Затемно возвратились мы домой, сынишка спал у меня на руках, его в трамвае всегда укачивает. Очаровашка бросилась стелить ему кроватку, тут и затрясся наш телефон в сумасшедшем трезвоне. Она его попробовала впопыхах утихомирить подушкой, да куда там!

– Возьми, – моргнул я.

– Тебя, – схватила она трубку и побледнела.

– Кто? – я не ожидал ничего хорошего от ночных звонков.

– Федонин, – она поднесла трубку к моему уху.

– Загулял, парень? – услышал я хриплый голос с характерным покашливанием, это значило, что старший следователь опять внезапно закурил.

– Спасибо. Ублажили вы нас весёлым деньком.

– Который раз звоню.

– Что случилось, Павел Никифорович?

– Труп у нас.

– Что? Какой труп?

– Этого… Семиножкина-то я так и не дождался. Послал за ним дежурного из райотдела милиции, а тот рапортует – к холодному телу поспел. Уже увозить в морг собирались. Я запретил.

– Что же случилось?

– Вот и я гадаю.

– Странная история.

– Не говори. Скандалом пахнет.

– Да мы-то при чём? Он, кажется, болел.

– Вот что. Я машину за тобой послал. Съезди. Погляди для очистки совести. Протокольчик оформи чин-чином. Экспертизу назначь. Поставь вопросики. Чем чёрт не шутит. Да в понедельник на вскрытие в морг не забудь.

– Павел Никифорович!..

– Отвык я со своим пузатым ворьём из благородных. Не переношу покойников ко сну.

Глава IV

Во вторник нам с Федониным предстояло явиться пред ясные очи прокурора области. Утречком, задолго до рабочего часа, мы сидели в кабинете, сетовали на беспросветное будущее. Старший следователь рассеянно перебирал жидкую кучку собранных нами бумаг, я, устроившись на подоконнике у его знаменитого аквариума, тянул одну сигарету за другой, пуская дым в распахнутое окошко.

– Ты туда, туда дуй, – кивал во двор Федонин время от времени и барабанил пальцами по портсигару. – Не совращай меня. Да этот… аквариум не повреди.

Аквариум был известной слабостью старшего следователя и его давнишним душевным увлечением. Поначалу он был сооружён во всю стену за спиной хозяина и поражал фантастической красотой. Но повалил, как на выставку, наш любопытствующий народ, раза два-три зашёл и сам Петрович, не удержавшись, и от былых размеров чудесного реликта остались одни воспоминания. Впрочем, и на том, что осталось, замирал, радовался глаз, а старый лис не забывал повторять о военной хитрости этого обитателя его апартаментов: «Особенным образом он действует на моих постоянных клиентов. Они в свою среду попадают, в свою фауну, у них сразу ассоциации – аквариум, кресло, ваза, камин… другая обстановка, атмосфера. Поэтому в тюрьме я не любитель с ними откровенничать, там апартаменты не располагают. А здесь они расслабляются, начинают мне про свои увлечения щебетать, ну и про миллионы, конечно, наворованные. Адаптируются, так сказать…»