Дейдре сложила руки на груди и криво улыбнулась ему.
– Я поймала вас.
Колдер попытался отделаться высокомерием.
– Понятия не имею, о чем вы говорите. – Ее улыбка стала шире. Он мог бы поклясться, что в коридоре мгновенно потеплело.
Девушка наклонилась вперед.
– Я сделаю вам намек. Один и тот же трюк редко срабатывает на мне.
Он уловил ее запах. Пахло сладким жасмином и теплой, чистой женщиной. Она снова принимала ванну.
– Я… ах… – Какого дьявола? Он намеревался ответить ей чем-то достойным и внушительным. А она заставила его заикаться, как юношу, которому больше нечего было делать, как мечтать о ней, сидящей в ванне!
Ванна. Мыло. Груди.
– Я забыл, что хотел сказать. – За исключением того, что он не собирался произносить этих слов! – Что я имею в виду… Я…
Сейчас ее брови придвинулись друг к другу, когда она нахмурилась.
– Милорд, вам нехорошо?
Она не сделала этого, а продолжала смотреть своими сапфировыми глазами прямо ему в глаза. И этот взгляд был прекрасным. Колдер видел и более голубые глаза, хотя и не так много. Он даже встречал более завораживающий оттенок аквамарина – но он никогда не видел таких идеально чистых и откровенных глаз. Правдивых глаз.
Смехотворное замечание. Глаза – это просто глаза. Голубые, карие или зеленые, глаза показывают не больше и не меньше того, что человек хочет видеть в них. Маркиз предпочитал видеть чистоту и привязанность в глазах Мелинды, простоту и пристойность в глазах Фебы. Он ошибся в обоих случаях, не так ли?
– Милорд, со мной что-то не так?
Он резко вернулся в настоящий момент.
– Конечно. Я имею в виду, нет. Конечно же, нет. – Сейчас она искренне хмурилась, глядя на него. Кто мог бы винить ее? Он вел себя как сумасшедший.
– Иногда вы кажетесь весьма странным человеком.
– Вы хотели сказать что-то, касающееся птицы дронт?
Дейдре заморгала.
– О! Да.
Он мог почти видеть, как в ее голове часовой механизм раскручивается в обратную сторону, готовясь набрать скорость.
– Вы откладываете свои яйца в гнезда других птиц и ожидаете, что они будут выращивать ваших птенцов, – с триумфом заявила девушка.
– Кукушка.
Она опять замигала.
– Прошу прощения?
Колдер вздохнул, потому что не был в настроении выслушивать лекцию о своих отцовских недостатках.
– Кукушка – это та птица, которая откладывает яйца в гнезда других птиц.
– О. – Дейдре небрежно махнула рукой. – Это незначительная деталь. Смысл в том…
– Я уловил ваш смысл. – Он поднял руку, чтобы предупредить ее дальнейшую речь. – Вы полагаете, что дурное поведение леди Маргарет – это попытка завладеть моим вниманием. Вы думаете, что она немедленно успокоится, если я возьму ее покататься на своей лошади, и буду читать ей сказки перед сном.
После этих слов она остановилась как вкопанная.
А маркиз продолжил.
– Ваше блестящее, меняющее всю жизнь предположение заключается в том, что я должен отбросить все свои обязанности и быть готовым действовать по малейшему знаку маленького, своевольного создания, которое распугало больше дюжины нянек и с полдюжины гувернанток – имейте в виду, что это были взрослые женщины и опытные профессионалки с потрясающим образованием и безупречными рекомендациями, никто из которых не продержался дольше недели, а большинство – и меньше этого.
Колдер сложил руки на груди и посмотрел сверху вниз на свою ошеломляюще прекрасную, потрясенную жену.
– Почему, ради всего святого, вы подумали, что я – мужчина, полностью лишенный опыта и способностей в обращении с детьми, смогу лучше справиться с леди Маргарет, чем это множество интеллигентных и опытных женщин?
Это был блестящий аргумент, изложенный в его самой лучшей высокомерной манере, той, что выбивала почву из-под ног у многих, позволяющих себе высказывать собственное мнение гувернанток и заставляла нескольких вышеупомянутых закаленных нянек жалобно сопеть в его присутствии.
Прекрасная Дейдре, леди Брукхейвен, благородного происхождения и бесспорно воспитанная как леди, подняла на маркиза свои прозрачные голубые глаза…
И издала губами невероятно грубый звук.
– Что за воз лошадиного дерьма, – заявила она, и закатила глаза.