Читаем По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир» полностью

Пьер ничего не понял в истории с завещанием – он думал о другом. В этом состоянии непонимания Толстой оставляет его и переносит нас в дом другого екатерининского вельможи, последнего, оставшегося в живых, – генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского.

О судьбе Пьера мы узнаем в этом доме – из письма, написанного Жюли Курагиной, той самой гостьей-барышней, что приезжала к Ростовым в день именин. Жюли горюет, провожая на войну своих братьев, и пишет об этом подруге – княжне Марье Болконской, а старый князь Николай Андреевич, вручая дочери письмо, предупреждает:

«– Ещё два письма пропущу, а третье прочту… боюсь, много вздору пишете. Третье прочту».

И письмо Жюли, и ответ княжны Марьи написаны по-французски, поэтому, не углубляясь в перевод, мы как-то проскальзываем мимо, а жаль – так ясно видны в этих письмах обе девушки: искренне неискренняя Жюли, каждое слово которой как будто продиктовано Анной Павловной Шерер и проверено княгиней Друбецкой, и чистая, умная, естественная в каждом слове княжна Марья.

«Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастья в вас, что… сердца наши соединены неразрывными узами… я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване „признаний“?»

Так начинает своё письмо Жюли – и невольно вспоминаются слова старого князя: «боюсь, много вздору пишете…» Мы ведь видели Жюли, видели её кокетство, её улыбки, и никакой грусти в ней не было заметно…

Княжна Марья принимает каждое слово подруги всерьёз, за чистую монету, но в ответе её – при том, что он написан почти теми же словами, что письмо Жюли, – в ответе её виден совсем другой человек.

Прежде всего, она утешает. Утешает бедняжку Жюли, жестоко страдающую в разлуке с ней: «Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишённая всех тех, кто мне дорог? Ах если бы не было у нас утешения религии, жизнь была бы очень печальна…»

В её письме всё – правда. Некрасивая (Толстой много раз подчёркивает: некрасивая, даже жалкая!) одинокая девушка заперта в деревне с глупой француженкой и деспотичным, хотя и любящим отцом, – но она жалеет и утешает Жюли; она выстроила свой душевный замок, строгий и чистый; её религия – не пустые речи Анны Павловны Шерер о боге, который поможет праведнику Александру I победить злодея Наполеона; её религия вызывает уважение, потому что бог княжны Марьи – это прежде всего справедливость, её вера – это прежде всего требовательность к себе; всем другим она прощает слабости, а себе – никогда.

В письме Жюли есть два сообщения, очень важные для обеих подруг: одно – о предполагаемом сватовстве Анатоля Курагина к княжне Марье, и другое – длинное, туманное и нежное – о «молодом Николае Ростове», ибо, по мнению Жюли, между нею и Николаем были отношения, служившие «одною из самых сладостных отрад» её «бедного сердца, которое уже так много страдало».

И ведь сама верит, бедняжка, тому, что пишет! Николай, польщённый вниманием Жюли и не менее польщённый ревностью Сони, действительно улыбался в ответ на призывные улыбки Жюли, а она вырастила в своём воображении «столь поэтические и столь чистые отношения…» Не торопитесь осуждать её – нет такой девушки, которая не строила бы воздушных замков на такой же шаткой основе; ничего в этом нет худого – таково свойство молодости.

И княжна Марья не осуждает Жюли: «Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе…»

Все девушки, читающие «Войну и мир», всегда влюблены в Наташу, всем хочется быть, как она, все льстят себя надёжной, что хоть частица Наташи есть в них, – и это правда, конечно, есть; в каждой молодой, жаждущей жизни, любви и счастья девушке живёт Наташа Ростова. Никто не хочет быть, как княжна Марья, с её некрасивостью и тяжёлой поступью, с её добротой и смирением, с её жалостью к людям. Но в каждой девушке есть, непременно должна быть и княжна Марья, без этого она превратится в Элен. Княжна Марья, с её неуверенностью в себе, с её тайным убеждением, что любовь придёт к кому угодно, только не к ней, с глубоко скрытой мечтой о любви, о НЁМ…

Она пишет, что брак есть «божественное установление, которому нужно подчиняться», – она так думает, но в глубине души мечтает не о божественном установлении, а о земной любви, семье, ребёнке – и откуда ей знать сейчас, что Николай Ростов, чей уход в армию сегодня оплакивает Жюли, станет отцом её детей, её любимым.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великая Россия

По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»
По страницам «Войны и мира». Заметки о романе Л. Н. Толстого «Война и мир»

Книга Н. Долининой «По страницам "Войны и мира"» продолжает ряд работ того же автора «Прочитаем "Онегина" вместе», «Печорин и наше время», «Предисловие к Достоевскому», написанных в манере размышления вместе с читателем. Эпопея Толстого и сегодня для нас книга не только об исторических событиях прошлого. Роман великого писателя остро современен, с его страниц встают проблемы мужества, честности, патриотизма, любви, верности – вопросы, которые каждый решает для себя точно так же, как и двести лет назад. Об этих нравственных проблемах, о том, как мы разрешаем их сегодня, идёт речь в книге «По страницам "Войны и мира"».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Наталья Григорьевна Долинина

Литературоведение / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

100 великих мастеров прозы
100 великих мастеров прозы

Основной массив имен знаменитых писателей дали XIX и XX столетия, причем примерно треть прозаиков из этого числа – русские. Почти все большие писатели XIX века, европейские и русские, считали своим священным долгом обличать несправедливость социального строя и вступаться за обездоленных. Гоголь, Тургенев, Писемский, Лесков, Достоевский, Лев Толстой, Диккенс, Золя создали целую библиотеку о страданиях и горестях народных. Именно в художественной литературе в конце XIX века возникли и первые сомнения в том, что человека и общество можно исправить и осчастливить с помощью всемогущей науки. А еще литература создавала то, что лежит за пределами возможностей науки – она знакомила читателей с прекрасным и возвышенным, учила чувствовать и ценить возможности родной речи. XX столетие также дало немало шедевров, прославляющих любовь и благородство, верность и мужество, взывающих к добру и справедливости. Представленные в этой книге краткие жизнеописания ста великих прозаиков и характеристики их творчества говорят сами за себя, воспроизводя историю человеческих мыслей и чувств, которые и сегодня сохраняют свою оригинальность и значимость.

Виктор Петрович Мещеряков , Марина Николаевна Сербул , Наталья Павловна Кубарева , Татьяна Владимировна Грудкина

Литературоведение
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Литературоведение / Ужасы и мистика
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография
Лаборатория понятий. Перевод и языки политики в России XVIII века. Коллективная монография

Изучение социокультурной истории перевода и переводческих практик открывает новые перспективы в исследовании интеллектуальных сфер прошлого. Как человек в разные эпохи осмыслял общество? Каким образом культуры взаимодействовали в процессе обмена идеями? Как формировались новые системы понятий и представлений, определявшие развитие русской культуры в Новое время? Цель настоящего издания — исследовать трансфер, адаптацию и рецепцию основных европейских политических идей в России XVIII века сквозь призму переводов общественно-политических текстов. Авторы рассматривают перевод как «лабораторию», где понятия обретали свое специфическое значение в конкретных социальных и исторических контекстах.Книга делится на три тематических блока, в которых изучаются перенос/перевод отдельных политических понятий («деспотизм», «государство», «общество», «народ», «нация» и др.); речевые практики осмысления политики («медицинский дискурс», «монархический язык»); принципы перевода отдельных основополагающих текстов и роль переводчиков в создании новой социально-политической терминологии.

Ингрид Ширле , Мария Александровна Петрова , Олег Владимирович Русаковский , Рива Арсеновна Евстифеева , Татьяна Владимировна Артемьева

Литературоведение