По теченью и против теченья… (Борис Слуцкий: жизнь и творчество)

…Кульчицкий-сынпо праздникам шагалВ колоннах пионеров. ПрисягалНа верность существующему строю.Отец Кульчицкого — наоборот: сиделВ тюряге, и угрюмел, и седел. —Супец на первое. Похлебка — на второе.В четвертый мая день (примерно) иДевятый — ноябряв кругу семьи

Кульчицкие обычно собирались.Какой шел между ними разговор?Тогда не знал, не знаю до сих пор,О чем в семье Кульчицкихпрепирались.

(Совпадение с воспоминаниями почти дословное: «Я не помню ни одного разговора»):

… Какой шел между ними разговор?Тогда не знал, не знаю до сих пор.

Однако зарифмованные эти воспоминания незаметно, но уверенно превращаются в оду:

Отец Кульчицкого был грустен, сед,В какой-то ветхий казакин одет.

Кавалериста, ротмистра, гвардейца,Защитника дуэлей, шпор певцаНе мог я разглядеть в чертах отца,Как ни пытался вдуматься, вглядеться.Кульчицкий Михаил был крепко сбит,И странная среда, угрюмый бытНе вытравила в нем, как ни травила,Азарт, комсомолятину его,По сути, не задела ничего.Ни капельки не охладила пыла.

Наверно, яма велика войны!Ведь уместились в ней отцы, сыны,Осталось также место внукам, дедам.Способствуя отечества победам,Отец — в гестапо и на фронте — сынПогибли. Больше не было мужчинВ семье Кульчицких… Видно, великаРоссия, потому что на векаРаскинулась.И кто ее охватит?Да, каждому,

покуда он живой,Хватает русских звезд над головой.И местамертвомув земле российской хватит.

Харьковская юность заканчивалась. С «золотым» аттестатом и плетеной домашней корзинкой, в которой лежали стихи, ватное одеяло и мамино «кучерявое» печенье, Борис покидал Харьков. Впереди была Москва институт, новые товарищи, новые надежды и свершения.

Глава вторая

МОСКВА. СОДРУЖЕСТВО ПОЭТОВ

Осенью 1937 года Борис стал студентом Московского юридического института.

«Осенью 1937 года я поступил в МЮИ. Из трех букв его названия меня интересовала только первая. В Москву ехала девушка, которую я тайно любил весь девятый класс. Меня не слишком интересовало, чему учиться. Важно было жить в Москве, не слишком далеко от этой самой Н»[24]. (Речь идет о юношеской влюбленности Слуцкого — Наде Мирзе.) Впрочем, если на выборе Москвы сказалось отношение к Н., то на выборе института — настояние отца и, вероятно, пример Валентина Кульчицкого, дореволюционного драгуна, ставшего советским адвокатом. Это была дань Слуцкого отцовскому прагматизму. (С трудом можно согласиться с Андреем Немзером в том, что, поступая в Юридический институт, Слуцкий создавал для себя запасную «вторую профессию»: мол, «словесность никуда не уйдет, а внелитературные навыки пригодятся»[25]. Другое дело, что после шестимесячного профессионального фронтового опыта работника военной прокуратуры Борис Слуцкий получил такую идиосинкразию к этой профессии в условиях советского строя, что никогда даже и не пытался работать в этой сфере. Впрочем, внелитературные юридические навыки действительно сохранились у Бориса Слуцкого надолго. (Не всегда они шли ему на пользу. Речь, которую Борис Слуцкий подготовил для выступления на том заседании московской секции Союза писателей, где шельмовали Пастернака, была речью советского адвоката, который понимает, что обвиняемого не спасти, но можно смягчить ему наказание, пустив дело по другой статье.)

Быт первых лет жизни Бориса Слуцкого в Москве, быт студента, определялся стипендией (120 рублей), отцовским ежемесячным пособием (50 рублей) и отдаленностью общежития от института (23 трамвайных остановки). Обедал дважды в месяц, в остальные дни питался всухомятку. Французская булка (теперь она называется «городская») и настолько тонко нарезанный бекон, что хватало надолго; чай без заварки, но с карамелью.