По теченью и против теченья… (Борис Слуцкий: жизнь и творчество)

Офицер политотдела 57-й армии Алексей Михайлович Леонтьев вспомнил, как они с Борисом выполняли ответственное задание — используя связи с венгерским антифашистским подпольем и помощь местного населения, отыскали в районе Надьканижа проложенный немцами трубопровод. Поиски пришлось вести на не освоенной нашими войсками местности с риском наткнуться на противника. Задание было выполнено. Трофейным горючим был заправлен мотоциклетный полк, который мог благодаря этому продолжать выполнение боевой задачи. Слуцкому не без труда удалось отыскать в поверженном Будапеште знаменитую киноактрису Франческу Гааль, известную всей довоенной России «Маленькую маму», оказать ей помощь и организовать ее концерт для войск и политотдельцев.

Алексей Михайлович вспоминал Бориса как хорошего товарища, его доброту, ум, остроумие. Говорил, что он был душой офицерского коллектива.

Писал ли Слуцкий стихи на фронте?

В довоенных письмах Борис регулярно присылал мне свои стихи. (К сожалению, эти письма не сохранились. Те строчки и строфы, что привел я в предыдущих главах, приведены по памяти.) В письмах военной поры нет ни одной стихотворной строчки. Мои вопросы об этом он постоянно обходил молчанием. Только в апрельском письме 1944 года впервые ответил: «Стихов никаких я не пишу два с половиной года — два по военно-уважительным причинам, а последние шесть месяцев — без всякой причины. По образовавшейся у меня за последнее время лени».

В январском письме 1945 года он писал более подробно: «…(мои новости) внутренние — стихов не пишу более трех лет. Примерно раз в год — контрольная треть стихотворения, которая обычно свидетельствует, что при нормальном процессе технической деквалификации я сохраняю все прочие позиции. Об этом свидетельствуют также всякие бытовые и деловые сумасшедшинки, иногда мешающие мне в работе. Впрочем, для всех я человек с литературным образованием (критический! факультет Литинститута) и все. Никакой не поэт» (П. Г.).

Какую-то часть стихов Бориса Слуцкого, написанных на войне, сохранила Виктория Левитина. «Атака осужденных», «Незаконченные размышления», «Корявые танки сутулятся…» — их немного, и Борис Слуцкий никогда не возвращался к ним. Для него эти стихи были пройденным, отброшенным этапом. Он не хотел оставлять их в своей поэзии и своей жизни. Кроме одного: это знаменитая, ставшая хрестоматийной, «Кельнская яма». У Лазаря Лазарева сохранилась стенограмма выступления Бориса Слуцкого в Народном университете при ЦДЛ, где он говорит об этом. «Я был политработником и разведчиком и по-настоящему написал одно стихотворение за войну. Дело было в Югославии, когда брали Белград… И вот однажды ко мне подошел партизан, он оказался бойцом русской партизанской роты, родом был с Алтая. Он начал рассказывать о большом лагере для военнопленных под Кельном, в котором он сидел, пока не добрался до Югославии. Это Кельнская яма. Там погибло несколько тысяч наших бойцов и офицеров. Он говорил медленно. Рассказ он начал словами: “Нас было семьдесят тысяч пленных”. Потом помолчал и сказал: “В большом овраге с крутыми краями”.

Я перед этим несколько лет не писал ни строчки. И когда он сказал: “Нас было семьдесят тысяч пленных. В большом овраге с крутыми краями”, мне показалось, что это начало стихотворения…»[92]

Это было не просто начало стихотворения. Это было начало того Слуцкого, чей голос невозможно было спутать ни с каким другим. Прежние довоенные и военные стихи, при всей их талантливости и яркости, могли быть приписаны любому другому поэту из компании «откровенных марксистов». И только в «Кельнской яме» Слуцкий зазвучал по-настоящему, узнаваемо. В тот момент, когда он услышал, что разговор, обыкновенная беседа, простое сообщение могут быть поэзией, — он начался как оригинальный, ни на кого не похожий, повлиявший на многих поэт.