Мухин быстро развернул плащ-палатку и осторожно переместил на неё раненого. Кровь еще немного сочилась изо рта, и Леонид Иваныч не зная точно, как в таких случаях оказать первую помощь, повернул голову Ратибора на бок, чтобы тот не захлебнулся. Сквозь приоткрывшийся рот просочился до жути знакомый запах.
– Бедняга! – посочувствовал Мухин, – завтра тебе предстоит двойная боль: ребра поломаны, а тут еще и похмелье.
Он осторожно потащил старейшину к опушке, стараясь не сильно дергать плащ-палатку. Когда, вспотевший как лошадь он добрался до выхода из леса, там уже пыхтел БТР. Возле него стояла «таблетка» – санитарная машина УАЗ-459. Из нее вылез начмед, а за ним два санитара с румяными мордами. Мухин угрюмо взглянул на Львова.
– Ну, что, шахматисты, по сколько ходов успели сделать?
– Не дрейфь, Иваныч – только по два. Я в норме! – майор склонился над Ратибором, – эй, слоники! Аккуратно пациента берем, и в машину. Остаешься здесь, Иваныч?
– Куда там! Сейчас, только нивелир соберу.
Львов и Мухин тряслись в «таблетке», а санитары перебрались в БТР.
– Слушай, Мухин! Скажи, ты всегда плащ-палатку с собой таскаешь? – старший прапорщик хмыкнул.
– А ты думаешь, чем я от медведей отмахиваюсь, шомполом? – Львов протянул Леониду Иванычу маленькую плоскую фляжку.
– Хлебни спиритуса, мон шер! С тобой трезвым абсолютно невозможно разговаривать.
– От и ладушки! – ответил мгновенно подобревший Мухин, отвинтил крышку и сделал глоток, давший бы солидную фору и мурене.
– Оставь маленько, – попросил майор.
– Фиг тебе! – ответил старший прапорщик, – ты на дежурстве! Слышь, Леоныч, а что у нас в городке, баб нету медиков? А то вы с Починком через день на ремень. Ни по грибы, ни в запой не сходить! – Львов выкатил глаза:
– Весьма интересная мысль, батенька! – прокартавил он на манер второго сына Маши Бланк, – странно только, что она не пришла мне в голову раньше! Нынче же спрошу у начальника штаба: авось у нас какой ортопед затихарился.
Тут Ратибор снова захаркал кровью, и медик занялся им.
– Странно, – пробормотал он, – откуда кровь? Дыхание чистое – значит легкие не задеты, да и в этом случае была бы совсем другая картина. Где-то я такое видел, но где – убей, не помню.
Кавалькада прибыла на место. Пока румяные санитары выгружали раненого Ратибора, майор стоял в задумчивости и тихонько бормотал себе под нос.
– Леонид Иванович! – обратился к нему один из санитаров, – в операционную?
– Ну и какого хрена я ему оперировать буду, прошлогодние мозоли? В смотровую! – внезапно его лицо озарилось, как у пьяницы, который вспомнил, где спрятал заначку, – похоже, у нашего парня от дружественных объятий медведя открылась какая-нибудь застарелая язва желудка – гадом буду! Приготовьте фиброгастроскоп!
Весело потирая руки, он направился в свои владения. Мухин посмотрел ему вслед с непонятным выражением лица, крякнул, подхватил нивелир и зашагал к штабу.
Андрей сидел в раздумьях, не зная, что ему сделать: побаловаться еще чуток с Анастасией или приготовить обед. Девушка посапывала рядом на кровати, и парню не хотелось ее будить. Поразмышляв немного, он выбрал второе и, шаркая тапками, поплелся на кухню.
Раздался звонок в дверь. Кляня первооткрывателей электромагнитной индукции, товарищей Генри и Фарадея, Андрей открыл. На пороге стояла зареванная Дуня.
– Дуняш, в чем дело, в натуре? – удивился он.
– Настя дома? – по-одесски вопросом на вопрос ответила свояченица, – дома?
– Спит, – сказал Андрей, – может быть ты все-таки объяснишь, в чем дело?
Вместо ответа она впорхнула в спальню и принялась тормошить сестру.
– Андрюша, дай ты мне хоть часок поспать! – отмахнулась та спросонья, – неугомонный какой!
– Настя вставай! – закричала Евдокия, – тятьку медведь задрал!
Сестра откинула одеяло и, вскочив с кровати, предстала в перед собравшимися в костюме Евы.
– Где он? – спросила она, путаясь в деталях туалета.
– У этого усатого знахаря Львова. Только что привезли. Я дома была, – стрекотала Дуня, – а Володя сегодня на дежурстве. Он мне позвонил – я сразу сюда.
Андрей пробормотал какое-то ругательство и пошел одеваться. Вскоре они мчались в медчасть. Там уже прохаживалась Ильинична, нервно теребя накрахмаленный передник. Её успокаивал фельдшер.
– Полно вам, голубушка, изводить себя! – говорил Акиш Иванович, – ничего страшного не случилось. Если бы он был трезвый, то пришлось бы лечить и медведя. Здоровый мужик – поправится.
– А что он кровью плюется? – спросила женщина.
– Язва у него открылась. Диетой номер один будете его кормить: молоко, бульон, паровые котлеты. Можно стопку водки. Стопку, а не штоф! И никаких шкварок, шашлыков и драников.
– Папка живой? – заорала, выскакивая из подъехавшей машины Настя.
– Если будешь так кричать, то он недолго протянет, – спокойно ответил фельдшер, протирая очки носовым платком. Этим жестом он заменял курение. Табак кончился, семян не было, а Колумб казался таким нереальным… Излишне говорить, что у заядлого курильщика Починка были линзы исключительной прозрачности.
– Его можно видеть? – спросил Андрей.