По ту сторону фронта

При выполнении одной из этих диверсий погиб хороший боец и верный наш товарищ ненец Иван Демин. Группа Перевышко, в которую он входил, должна была взорвать эшелон около станции Красное на железной дороге Молодечно — Минск. Местность там открытая: днем к полотну не подберешься, а ночью поезда почти не шли. Наши товарищи вышли к месту затемно и, спрятавшись в яме (вероятно, воронка от взрыва), долго лежали, дожидаясь, не пройдет ли поезд. Наконец увидели, что на станции Красное открыт семафор. Демин бросился с миной к полотну. А с другой стороны вдоль насыпи показались немецкие охранники. Они заметили партизана и побежали наперерез, стреляя на ходу. Не задумываясь, не жалея себя, Демин вставил запал в мину и бросил ее почти под колеса приближающегося паровоза. В ту же минуту раздался взрыв. Паровоз запнулся в развороченных рельсах, опрокинулся набок, вагоны полезли друг на друга. Грохот, лязг, треск… Задание было выполнено, но Иван Демин остался под обломками разбитого эшелона.

Сколько раз слушал я, как он делился с товарищами по отряду своими мыслями. Его, как и всякого, тянуло домой, в родную суровую тундру. Вот он приедет туда… Оленья упряжка остановится у знакомого чума, и он войдет, отряхивая с малицы снег. И, глядя в любимые лица, долго будет рассказывать, как в болотах и лесах далекой Белоруссии защищал от врага родное стойбище… Его тянуло домой, но дорога туда лежала через войну. Он сознавал это и все силы отдавал священной войне. И когда понадобилось, отдал и жизнь.

Вернулся Батя. Вместе с ним пришли Щербина, Черкасов, Немов. Пришли попрощаться с нами. Часть наших людей оставалась в отряде Щербины, а мы уходили дальше, продолжая свой путь на юго-запад. Два отряда построились друг против друга. Григорий Матвеевич коротко сказал о наших задачах.

— Ну, а теперь прощайтесь.

Шеренги нарушились, отряды перемешались на некоторое время. Рукопожатия, объятия, пожелания. Гавриков, заболевший по пути, не мог идти дальше и плакал, как ребенок, просил: «Возьмите меня, я выздоровлю по дороге». Но это было невозможно, пришлось приказать ему остаться.

Ко мне подошли Черкасов, Немов, который стал теперь его заместителем, и Ильин, работавший у них в отряде старшиной.

— Ну, — сказал Черкасов, — теперь добирайся до своей Украины. Надеюсь, что ты там еще повоюешь. А после победы встретимся.

Немов вспомнил, как мы отбивались от полицаев в Симоновичах.

— Спасибо за все, товарищ комиссар. Симововичского окружения я никогда не забуду. Теперь уж мы похитрее будем организовывать явочные квартиры. Подальше будем от сергеев-предателей.

А я сказал Ильину:

— Прощай, мастер на все руки! Спасибо за службу и за печи, которые ты ставил в наших землянках.

— Эх, лучше бы уж их и не ставить!

— Да, лучше не ставить!.. Вот, когда победим…

Короткая команда:

— Становись!

И снова отряд построился.

— За мной!

И мы двинулись. Ни смеха, ни шуток — расставание всегда настраивает на серьезный и грустный лад. Оставшиеся смотрели нам вслед. Издали было видно Щербину с его черной бородой, высокого Черкасова и рядом с ним низенького Немова, а немного позади богатырскую фигуру Ильина, махавшего нам своей ушанкой. Прощайте, товарищи! Едва ли придется увидеться. Мы надолго покидаем эти места, но отряды, организованные нами, остаются здесь и дальше, до самого Полоцка. Не раз еще мы вспомним о них и, не зная о их судьбе, не имея от них известий, горячо пожелаем своим боевым друзьям новых удач…

* * *

Иван Крывышко, отправляясь в поход, захватил с собой, кроме заплечного мешка, ведро, в которое положил килограммов пять мяса и свой поварский черпак. Мясо вскоре израсходовали, но ведро он все тащил и тащил, несмотря на усталость. Совершенно лишнее, оно только мешало и раздражающе гремело на ходу, но повар с ним не расставался.

— Брось, — говорили товарищи. — Нашел с чем возиться!

— Нет, я донесу. Я вам в нем особенный суп сварю!

Не скоро дождались мы этого супа!